Дем Михайлов - Изгой 6

- Спи сладко, любовь моя.

Илизель… истинное дитя Западных Провинций. Столь же цветущее и живое как здешние земли. Гордое и непокорное дитя,… каких трудов стоило добиться ее любви.

Тихо скрипнул отошедший в сторону книжный шкаф, открывая узкий проход и ведущую вниз крутую лестницу. Легко спустившись по ступеням, обнаженный Тарис накинул на тело черный балахон висящий на вделанном в стену крюке, после чего отворил незапертую тяжелую дверь, за которой скрывался его рабочий кабинет. Место, где он творил чудеса… место, о котором он не забывал никогда… место, куда он стремился всей душой… на лице принца Тариса разлилась улыбка предвкушения…

…он осторожно сделал первый надрез, ободряюще улыбаясь перепуганным глазам привязанной к каменному столу девчушки, способной лишь едва слышно сипеть после нескольких глотков особого травяного настоя. Кожа разошлась, обильно выступила кровь,… и именно в этот момент за его спиной раздался испуганный вскрик, а принц Тарис, мгновенно понявший кто стоит за его спиной, обреченно застонал и медленно обернулся.

Илизель… эта глупышка… значит, она не спала, значит, она видела, куда надо нажать, чтобы книжный шкаф отодвинулся и открыл проход. Глупая любопытная девчонка…

- Создатель… С-создатель – дрожащими губами выдавила закутанная лишь в тонкую простыню девушка, неверующим взором оглядывая большую квадратную комнату с тремя каменными столами, к каждому из которых был привязан ребенок. На зажатый в руке принца узкий нож с окровавленным лезвием и сипящую девчушку с разрезанной грудью – С-создатель! Я… что…

Тарис молча метнулся вперед, обхватил плечи Илизель и, прижимая ее к своей груди, с надеждой прошептал:

- Скажи,… ты ведь можешь это забыть, да? Ответь мне, любовь моя…

Он заглянул в широко раскрытые испуганные фиалковые глаза и вновь испустил приглушенный стон…

- Нет. Ты не можешь… ты не можешь….

Илизель молчала, с ужасом глядя на своего любимого принца.

- Ничего – ободряюще улыбнулся он, хотя по его щекам текли обильные слезы искреннего горя – Все будет в порядке, радость моя, все будет хорошо, малышка. Я позабочусь о тебе. Ведь я обещал заботиться о тебе. Ты ведь помнишь? Помнишь?

Илизель заторможено кивнула и попыталась отодвинуться, но принц одной рукой прижал девушку к себе еще крепче, в то время как испачканное в крови острие ножа зажатого в его правой руке, остановилось у ее позвоночника чуть ниже середины спины.

- Ты будешь жить вечно, Илизель – пообещал Тарис, медленно вонзая нож между позвонков – Ты всегда будешь со мной.

Запрокинув голову, Илизель закричала от пронзительной боли в спине, но принц тотчас заглушил крик своими губами, жадно припав к ее искривившемуся рту. Короткое движение, нож вонзился еще глубже, и девушка обмякла, неотрывно глядя в лицо принца плачущими глазами…

…несколько часов спустя, весь покрытый запекшейся кровью принц, с белыми дорожками слез на обеих щеках пробивших себе путь сквозь корку крови, стоя на коленях, чуть дрожащими руками вложил опутанный тонкой цепочкой золотой медальон в послушно раскрывший рот клыкастого черепа костяного паука, неподвижно застывшего перед своим хозяином. Мягко провел ладонью по голому черепу новорожденной и самой первой киртрассы, стирая с него кровяные сгустки, заглянул в ярко светящиеся зеленым пустые глазницы и прошептал:

- Я ведь обещал, любовь моя – мы всегда будем вместе. Всегда… я никогда не оставлю тебя…

В темный угол, где в медленно застывающей луже крови лежали ужасные ошметки изрезанной плоти и пряди волос цвета меда, принц старался не смотреть…

Ужасная многоногая тварь сомкнула челюсти, неловко переступила многочисленными ногами и прижалась оскаленным черепом к груди принца Тариса, испустив тихий скрип…

****

Заложив руки за спину, отец Флатис мрачно смотрел вниз. Толпящиеся позади него люди угрюмо молчали, некоторых сотрясала дрожь. Еще трое лежали чуть поодаль, укрытые испачканными в крови одеялами и ни у кого не было уверенности, что они доживут до заката.

Прямо у ног священника начинался небольшой овраг с пологими склонами. Из оврага курился уже редеющий серый дым, несущий запах сожженной плоти. Там, на его дне, дотлевал погребальный костер устроенный для больше части поселенцев, десятка шурдов и стольких же костяных пауков.

Возглавляемому святым отцом отряду все-таки удалось догнать медленно плетущийся обоз поселенцев сосланных обживать проклятые Дикие Земли. Но они совсем немного опоздали. Буквально на полчаса. И необычно большому разведывательному отряду шурдов этого времени хватило с лихвой. Сейчас о разыгравшейся трагедии напоминали лишь кровавые пятна на снегу, да курящееся пепелище.

- Отче… - к священнику Флатису робко подошел совсем уж древний старик, подслеповато щуря слезящиеся глаза – Отче… не покинь детишек, не оставь без защиты. Я-то уж ладно, отжил свое…

- Отжил или нет, то ведомо лишь Создателю – после продолжительной паузы ответил святой отец – Мы никого не оставим позади. Всех заберем с собой. Но впереди еще долгий путь.

- Где здесь жить? – с надрывом выкрикнула одна из женщин, безвольно опускаясь в снег и прижимая к себе закутанного в меха ребенка – Тут кромешная тьма повсюду!

- Ободрись – отец Флатис впервые за очень долгое время едва заметно улыбнулся – В этой тьме есть яркий огонек. Там надежные скалы и стены берегут покой и тепло, там всегда найдется для каждого миска густой мясной похлебки и угол для сна. Там возносят молитвы не проклятому Темному, а милостивому Создателю нашему. Есть и церквушка светлая, дабы оплакать погибших и вознести молитвы. Туда мы и держим путь, сестры и братья. Ободритесь же, соберитесь с силами, встаньте… нас ждет дорога.

- Да, отче – всхлипнула женщина, на чью непокрытую голову подошедший священник мягко опустил ладонь – Да…

Угрюмые лица оставшихся в живых поселенцев и давно уже мрачных братьев монахов немного разгладились, когда они представили себе безопасное место и горячую еду. Еще есть надежда…

- Это где ж такое место сыщется в этих распроклятых землях? – удивился давешний древний дедок – Далеко ли? И как прозывается?

- Далеко – кивнул священник – Но мы дойдем. Имя тому месту поселение Ван Исер.

Над место разыгравшейся скоротечной трагедии еще не рассеялись эманации поживившейся здесь смерти. Еще плавала в воздухе рассеянная жизненная энергия… и спрятанный глубоко в заплечном мешке священника, в наглухо закрытой шкатулке, запульсировал вставленный в рукоять сломанного кинжала драгоценный камень, сумевший дотянуться, сумевший впитать в себя частичку желанной силы, которой хватило для беззвучного зова…