Степан Тё - Д.В.Ж.Д. 2035

Так, осталось семь: Алфёров, Макар, по паре технарей, военных и рабочий Столбов.

Так… стоп… откуда у Макара вторая рука? Я даже невольно коснулся щёк… Раны на моей щеке не было!

Да как такое может быть, я же помню!

Нет, сначала надо помочь людям… потом… с этим все разберусь потом.

- Столбов, ты совсем охренел? Тебе челюсть сломать? Ну-ка залез быстро в вагон!

- Врёшь, начальник. Там горит всё. Заживо сжечь хочешь?

- Я первый залезу. Идёт?

- Ну… идёт, - растерялся богатырь.

- А этих поймать поможешь? - Я кивнул на остальных.

- Этих? - Столбов рванул к Макару, хватая того за куртку резвее, чем тот успел отскочить. Что не говори, а реакция у него была отличная даже в бреду глюков.

Я залез в вагон, принимая брыкающегося Макара. Впихнул его дальше.

- Помоги поднять.

Мы затащили Богдана и Добрыню, я вновь залез наверх.

- Смотри, я тут. Никакого огня. Залезаешь?

- Д-да… - неуверенно проблеял Столбов, запрыгивая наверх с такой миной на лице, словно и правду сигал в огонь.

Я пропустил его, вновь спрыгивая на пути. Обратился к остальным пятерым:

- Ребят, у меня нет времени. Давление в печке осталось без контроля. Поезд либо тронется, либо мы вообще никуда не поедем. - Алфёров, что тебя гложет?

- Ничего. - Он говорил как ребёнок, которого застали на месте преступления, но который упорно отказывался признавать правоту родителей.

- Не ковыряй мне мозг. Почему не заходишь в вагон?

- Какой вагон? - удивился бригадир технарей.

Сложно. Очень сложно. Но только не психуй, выдержи всё это. Ты должен, Громов. Ты обязан!

- Я сейчас где, по-твоему?

- Паришь над обрывом, как все мы - ангелы.

- А разве ангелы могут разбиться? Они же летают вроде. Так?

- Так.

- И чего ты боишься? Полетели вместе со мной.

Алфёров быстро забрался в вагон.

Так, ещё четверо. Бросить или ранить? Время на исходе.

Я выхватил пистолет из кобуры на поясе и последовательно произвёл четыре выстрела. Три угодили людям в мякоть мышц ног выше колена, а четвёртую пришлось пустить в ляжку убегающему рабочему. Только бы Брусов пришёл в себя.

- Следующая пуля будет в лоб! В вагон все живо! Ползите!!!

Я убрал пистолет, в который раз спрыгнул на пути и подбежал к ближайшему раненому. Схватив за шкиряк, потащил его упирающегося и скулящего к вагону. С двумя другими тоже проблем не возникло. А вот последний улепётывал на одной ноге, прыгая, как раненый козлик по горам. Уже не сдерживая удары, я пинал его под рёбра, выбивая дурь из головы. Когда же он пообмяк, чертыхаясь, потащил его за ноги по снегу к вагону.

Из последних сил закинув последнего страдальца аномальной зоны в вагон, я залез следом, быстро закрывая дверь на все засовы и отгораживая обеззараживающую камеру, в которой осталось оружие. Затем, распихивая сходящих с ума подопечных, переступая скулящих раненых, кинулся к печке. По пути двоих пришлось снести плечом. Ещё один задержал почти на минуту, стараясь задушить. Поборолись.

Затем быстро приближался к цели, не обращая внимания на горько плачущих или дико кричащих. Лишь бы не поубивали друг друга, пока не пришёл в себя Брусов.

Вагоны мелькали перед глазами один за другим. Вот и бьющийся о ящики с оружием головой Тай, вот и вагон с углём, вот извергающий проклятья связанный Кузьмич.

Так, всё, в путь. Убрать тормоза с колёс. Печка… печка горит. Сейчас ещё подкину угля. Всё вроде нормально, только дверь переднюю закрыть. Надеюсь, никто не сбежал с этой стороны, пока запихивал тех глюконавтов с другой.

Поезд выпустил пар и сорвался в путь. Показалось, что от этого рывка Варяг порвёт связь с вагонами и один устремиться вперёд, но крепления выдержали. Поезд, закачавшись, принялся набирать обороты.

Я впервые спокойно выдохнул и… тут же дико, обречённо закричал - тела! Жанка, Азамат!

До скрипа стиснул зубы, заскулив, как побитый пёс. Рука рванулась к стоп-крану, но замерла на полпути. Не факт, что угля хватит, чтобы вырваться из аномальной зоны… а тогда что? Одному идти рубить дрова, таскать сюда? Да они шею друг другу посворачивают за это время! Не могу я бросить поезд ни на минуту.

И эта подлая мысль, что похороним их по-человечески на обратном пути совсем обездвижила.

- Как же! Похороним! Аномальная зона! Придётся всех связать и ехать без остановок! - Закричал я счётчику Гейгера и печке.

В горле образовался комок. Он как адамово яблоко - вроде застрял в горле и вроде проглотить не особо хочется. И так тяжко, теперь ещё это. Тела наверняка растащат звери. Если зверей не сводит с ума эта зона. Если же и хищники начинают чудить в этом районе, тогда тела просто сгниют не погребёнными. Под солнцем, когда растает снег. Или снег не прекратится и их заметёт. В любом случае не по-человечески.

- Неправильно всё это, - обронил совсем тихо сам себе.

Проглатывая внутренние слёзы, взялся за лопату и пошёл набирать угля. Нельзя сейчас расклеиваться. Никак нельзя. Сначала дело! Сопли, раскаянье, горечь переживания - всё потом.

Бегая от печки к стеклу, я почти не видел, что с путями. Да и поезд разогнался так, что летел быстрее, чем когда-нибудь. Осознанно шёл на риск, просто не в силах делать несколько дел одновременно.

В глазах потемнело, свалился в спасительный омут отключки. Тело исчерпало свой ресурс, и мозг поспешил отключить второстепенные функции, пока не наступила смерть.

Я больше не контролировал ситуацию.

* * *

Пробуждение от боли в плече было не из приятных. Неудачно повернувшись на бок, я очнулся в антирадиационной комнате. Жутко болели ноги, плечи. Но не так, как что-то вопило внутри меня, терзая не столько физической болью, сколько внетелесно.

Душа? Дух? Совесть? Сам чёрт ногу сломит в определениях.

- Дядя, очнись! Дядя! - Послышалось сбоку.

Я поднял тяжёлую голову и в свете утрешнего солнца, льющегося из-под потолка розового вагона через открытую дверь, увидел спасённого нами пацана. Он стоял надо мной, придерживаясь за край дверного проёма. Паренёк еле-еле стоял на ногах. Бледный весь, он смотрел исподлобья. Высохшие, потрескавшиеся губы говорили о том, что хочет пить. Надо его напоить. Так, где же мои силы-то?

- Дядя, очнитесь. Надо уезжать. Ехать надо. Слышишь? - Почти шептал он настойчиво, пока я пытался собраться с мыслями и проанализировать ситуацию. В голове всё плыло. Получалось не очень. Да какой там не очень – нихрена не получалось! Откуда столько бреда?

- Ехать… да, - пробормотал я, пытаясь понять, что вообще происходит. Слова удались с трудом. Щека кровоточила, язык с недоумением пролез наружу через дырку в ней.

Вот так сюрприз. Выходит, щёку не зашили? Плечо болело, порванный антирадиационный костюм, сукровица и высокая температура вместе говорили, что боль в плече неспроста - что-то в плече явно было лишнее. Выходит, и рану не заштопали. Но как так? Отчётливо помню, что Брусов меня штопал. Иголка перед глазами, свет фонарика в глаза.