Admin - i f36931a51be2993b

Лето, солнце, река...

И еще целых полгода до лютенской зимы, из которой не вернутся родители...

Когда это приснилось впервые - Элгэ не хотелось просыпаться. Если б могла - остановила бы время.

В Вальданэ тоже росли лилии. Только не было моря. Всё сразу получить нельзя. Либо шум волн, либо цветы. Свобода - или живые родители. И выбираешь - не ты.

Сны повторяются - каждую ночь, три недели подряд. А утром просыпаешься в слезах. И радуешься, что никто тебя не видит. Горькой, как сами слёзы, радостью.

Потому что больше не будет кувшинок. Они не растут зимой. А тем более - там, где столько горько-соленых слёз.

И моря - тоже нет. В конце не остается ничего.

Есть только ты. И никто не увидит тебя плачущей. В одиночном заключении - свои плюсы.

Всё сильнее сгущается мрак. Разгоняет его лишь одно - Алекса жива. По словам благородных тюремщиков. Это - единственное, что удалось у них узнать.

Сестра жива - и тоже в одном из михаилитских монастырей. Под покровительством последнего не ставшего скотиной эвитанца - кардинала.

А вот удастся ли сестренку еще хоть раз увидеть - ведомо лишь Творцу Милосердному. Может, святой Михаил его упросит? Больше-то уж надеяться не на кого.

Сдержит ли слово кардинал - насчет яда? Хоть не ради самой Элгэ. Зачем Диего знать, что его родную сестру казнят на Ауэнтской площади? С палачей станется привести брата смотреть на смерть сестры. И Его Высокопреосвященству это известно.

3

Капель за окном радостно извещает о первых днях весны. Это в Лиаре - всё еще стылые сугробы. А в Лютене - весенние дожди и весенняя грязь под ногами. И весеннее же солнце - в чьи-то счастливо жмурящиеся глаза.

Особняк Ревинтера - не какой-нибудь северный замок. И не родной дом Алана Эдингема. Здесь все окна застеклены лучшим аравинтским стеклом. А солнце - постоянный гость. И в комнате, где лежит на излечении проваливший задание капитан, - тоже.

А еще к его услугам - прекрасная комната, личный врач господина Регента, диетическая еда, дорогие лекарства. И ежедневно справляющийся о состоянии здоровья гостя хозяин дома.

Эдингем вовсе не того ждал, когда, шатаясь от слабости, поднялся в кабинет монсеньора, по-военному отдал честь. Четко выговорил:

- Я не смог выполнить ваш приказ. Готов идти под трибунал!

И рухнул к ногам Бертольда Ревинтера. На чёрно-золотой ковер. Его потом, наверняка, пришлось выбросить - кровь протекла сквозь повязки.

Ни под какой "трибунал" Алана не отдали. Напротив - ни словом не попрекнули. Холили и лелеяли.

И волноваться уже не о чем. Когда Ревинтер хочет убить - убивает сразу. Во всяком случае - в тот самый день.

Так что всё хорошо.

И отчаянно хочется застрелиться самому! Министр финансов не стал списывать со счетов "неплохого офицера". Вдруг еще пригодится?

И от этого - только хуже.

К концу третьей недели монсеньор вновь вызвал в кабинет. Синий.

Эдингем явился в теперь висящем на нём мундире. Похудевший, с ввалившимися щеками. Но уже не готовый свалиться без чувств. И даже - чисто выбритый. И более-менее твердой походкой.

- Садитесь, Алан! - Бертольд Ревинтер указал на стул. - Вижу, я поторопился вызвать вас. Вы еще нуждаетесь в отдыхе.

- Я готов к исполнению любого приказа, монсеньор! - старательно отчеканил юноша. Почти твердо.

- Будь по-вашему, - совсем по-человечески рассмеялся министр. - Алан, вы помните, как попали ко мне на службу?

- Конечно, монсеньор, - внутренне насторожился он.

- А теперь я хочу, чтобы вы точно так же перевербовали для меня другого офицера.

- Сделаю всё возможное, монсеньор! Могу я узнать, кто этот офицер?

- Риккардо Гарсия, капитан маршала Всеслава Словеонского.

- Ничего не выйдет, монсеньор! - вырвалось у Эдингема. Прежде, чем он схватил себя за торопливый язык.

- Не выйдет? - Ревинтер приподнял левую бровь. - Почему же?

Ну раз уже нарвался! Теперь - только вперед.

- Капитан Гарсия предан Всеславу Словеонскому. Да ему преданы все, кто у него служит! Так же, как и вам, монсеньор, - поспешно добавил Алан.

И возможно - по тем же мотивам.

Эдингем и раньше-то не любил всеславовцев. А теперь - и вовсе не переваривал. За исключением того самого Гарсии.

- Я плачу своим людям больше, - возразил министр финансов. - Вы долго не выходили в город, Алан. И у вас - устаревшие сведения, - уже совсем другим тоном добавил он. - Капитан Гарсия после лиарской истории не вылезает из кабаков и таверн. Пьет пока не вчерную, но многовато для хорошего офицера.

- Пьет в компании капитана Мировского? - уточнил Эдингем.

- Один. А капитан Мировский получил повышение. Он теперь подполковник. Это - темная история, Алан. А в темной воде хорошо ловится рыба. И ее я хочу поймать. С вашей помощью, Алан.

Глава вторая.

Эвитан, Тенмар - Лютена.

1

"Сказание о короле Адальстейне" третий день валяется у кровати. Третий день Ирия не читает. Сразу после тренировки уходит в свою комнату. С трудом заставляет себя появляться в столовой - к обеду и к ужину. И взяла из библиотеки эту книгу - зная, что даже не раскроет.

Юная баронесса не прячется от людей. Она каждый день выходит в общую залу. На семейные трапезы. А редко покидает комнату - потому что не на шутку увлеклась чтением. По самые уши.

Юная баронесса ведет себя, как всегда. Как все три месяца - в замке любимого дяди.

Сегодня Ирия впервые не вышла к ужину. Не помогла даже мысль, что тогда еду принесет Мари. А видеть людей не хочется. Совсем. И бывшую подружку Гамэля - особенно. Попросить, что ли, в служанки Ортанс?

Впрочем, за последними новостями предыдущие беды уже не так болят. Что значит убийство Люсьена - в сравнении с тем, что Ирия не уберегла Эйду?!

Тоскливый шум дождя за окном, вечные гобелены на стене. Алеют в камине угольки. Последними отблесками тепла - в черной золе.

Багряные листья замерзают на студеном мраке осенней земли. Полоска заката гаснет на небосводе. Перед бесконечной, непроглядной зимней ночью...

Ауэнт был концом всего, а Ирия еще надеялась что-то исправить. А их всех убили там - в солнечный день! Они умерли - и не поняли этого.

Догорает обреченная надежда. Огонь погаснет, неумолчный дождь смоет золу. А потом всё завалит зимним снегом. Ничего не останется...

Черная птица упрямо летит - сквозь угольно-непроглядную мглу. Серебристое ожерелье из льдинок на израненной шее. Кровь застывает серо-алыми кристаллами. Кровь и лед. И пепел...

Птица никогда не долетит...

Пора взглянуть правде в безжалостные глаза - Ирия проиграла вчистую.

Можно врать другим, но себе? Эйды больше нет. Ревинтер от нее, наконец, избавился. С разрешения Леона? Может, и нет. Какая теперь разница, и какой во всём этом смысл? Самая страшная месть не вернет живую сестру...