Луи-Себастьен Мерсье - Картины Парижа. Том I

Искусство мастерски лишить жизни противника! Итак, оно возведено теперь в мастерство, в цех, да что говорю я! — в академию. Искусство наносить удар рапирою освящено привилегией монарха, и Доннадье теперь такой же академик, как и Д’Аламбер. Людовик XIV, подписывая указ, карающий смертной казнью дуэлистов {437} 437 Дуэли — см. коммент. 165. , в том же году подписал указ о выдаче дипломов учителям фехтования. Таким он был мудрым законодателем! По этому одному можно сразу узнать автора предусмотрительной отмены Нантского эдикта {438} 438 Нантский эдикт, изданный Генрихом IV в 1598 г., предоставлял гугенотам (протестантам) некоторые права. С развитием абсолютизма он был отменен: в 1629 г. частично, а в 1685 г., при Людовике XIV, окончательно. Отмена эдикта вызвала массовую эмиграцию гугенотов в соседние страны, повлекшую большой ущерб для французской торговли и промышленности. На последнее обстоятельство и намекает Мерсье. .

Обучать тонким, неожиданным ударам рапирою и требовать, чтобы искусный фехтовальщик не поддавался искушению вызвать на поединок человека, недостаточно опытного в искусстве фехтования, — значит плохо знать дух бретёрства, которым люди заражаются в фехтовальных залах.

Дух бретёрства возник из страсти к турнирам. Позже он волновал наше надменное дворянство, затем заразил буржуазию, а в настоящее время господствует среди гвардейских солдат. Многие считают полезным поддерживать его в гарнизонах. Эта безумная страсть, терзавшая нашу суетную нацию еще в минувшем веке, повидимому нашла себе здесь последнее убежище.

Здравый рассудок смотрит на учителей фехтования почти как на древних гладиаторов. Не знаю, для чего нужны все эти фехтовальщики в просвещенном государстве, где злоупотребление силой запрещено, где никто не имеет права мстить. Эта школа опасна и для того, кто посвятил себя такому роду занятий; ее можно рассматривать только как гнусный остаток варварского предрассудка, который все решал острием шпаги.

В наши дни можно отказаться от дуэли, если повод к ней недостаточно основателен. В таких случаях отвечают тому, кто вызывает: Я не дерусь по такому поводу, а если противник настаивает и, желая на вас подействовать, говорит, что только трус боится умереть, — вы можете ему ответить, как ответил один древний философ: Каждый ценит свою жизнь в зависимости от того, чего она стоит.

Жестокость предшествующих веков, таким образом, уже изжита, но я боюсь, как бы она не проявилась в какой-нибудь новой форме — более редкой, но во сто раз более отвратительной.

Никто не стыдится драться на пистолетах, излюбленном оружии Ниве и Картуша, требующем от убийцы лишь хладнокровия и твердости смертоносной руки. Это какое-то исступленное безумие, противное истинной храбрости, не говоря уже о другой, более благородной храбрости, о той, которая проявляется при защите общественных интересов, так как всякий личный интерес, защищаемый вопреки всем божеским и человеческим законам, всегда основывается на одной только яростной и бессмысленной гордости.

Предоставим гнусностям войны это жестокое и вероломное оружие. Пусть все условятся сообща бесчестить того, кто воспользуется им в самом сердце своей родины и домашнего очага.

Говорят, что нашлись люди (невероятная гнусность!), которые обратили во время дуэли друг против друга ружья, из которых у нас в лесах бьют свирепых вепрей и кровожадных волков. Я считаю, что в данном случае люди, носящие человеческий образ и столь приверженные призрачному отвратительному понятию о чести, оказались гораздо подлее и вепрей и волков.

Как мы должны быть обязаны философии, которая умеряет и клеймит позором все эти жестокие неистовства, внушая отвращение к ним всем разумным и достойным уважения людям!

Китайский император сказал: Я запрещаю игры; тот, кто преступит мое приказание, презрит этим само провидение, не допускающее никаких случайностей, и пойдет против природы, которая гласит нам: «надейтесь, но работайте: наиболее трудолюбивые заслужат наибольшую награду».

Азартные игры приносят явный ущерб человеку. Они заменяют работу, бережливость, любовь к ремеслу; повергают человека к стопам фантастических существ: судьбы, случая, рока. Вместо того чтобы сглаживать неравенства состояний, они даруют золото тому, у кого оно уже имеется и кто алчнее других. Они заглушают в человеке желание разбогатеть законными путями; они питают, разжигают его корыстолюбие и обманом доводят его до отчаяния.

На собраниях, где происходят схватки простофилей с пройдохами, можно наблюдать человеческие лица, изуродованные всеми позорными страстями — бешенством, свирепой радостью, раскаянием. Вполне справедливо называют игорные залы адом. Этот порок сам себя наказывает, но он неискореним из опустошаемых им сердец.

Прежде в азартные игры играли у посланников, — это были привилегированные дома; теперь там больше не играют. С некоторых пор новое распоряжение создало преграду этому неистовству, но оно нашло себе выход в другом месте. Этот порок чересчур тесно связан с другими политическими пороками, чтобы можно было рассчитывать искоренить его, позволяя процветать всем остальным.

Если бы, по крайней мере, золото или серебро при такой быстроте обращения, при постоянной смене рук попадало в руки бедняков! Но нет! Золото всегда устремляется к профессиональному банкиру, к тому, кто держит банк или фараон, а понтёры-одиночки всегда проигрывают, потому что несколько богачей, образуя тесный союз, действуют сообща.

Если бы была создана игра, дающая совершенно одинаковые возможности всем участникам, то, всё же оставаясь безусловно предосудительной, она, по крайней мере, перестала бы быть публичным грабежом.

Игорный дом по протекции передается женщине из общества, чтобы она могла поправить свое состояние. За вычетом всех расходов она выручает каждый вечер четыреста ливров, которыми делится со своими покровителями. Расходуется на десять луи карт; откупщикам налогов это выгодно. Говорят, что существуют вещи, которые нужно терпеть. Скоро, вероятно, скажут вместе с Мендвилем {439} 439 Мендвиль, Бернард (Mandeville, 1670—1733) — английский писатель-сатирик; жил в Голландии. Мерсье имеет в виду его парадоксальный трактат «Fable of the Bees or Private Vices made Public Benefits» («Басня о пчелах, или Общественная польза от частных пороков», Лондон 1705, дополн. 1723). Книга подверглась в свое время судебному преследованию за порчу общественных нравов. , что торговля замерла бы и государство обеднело бы, если бы женщины решили стать целомудренными, а отцы семейств — бережливыми.