Луи-Себастьен Мерсье - Картины Парижа. Том I

Торговый суд за один день решает больше дел, чем парламент за целый месяц. Стороны защищают себя здесь сами. Все ненужные тонкости здесь устранены, равно как и длительные формальности, существующие в обыкновенных судах. Судьи, являющиеся по профессии коммерсантами, стараются лишь выяснить добросовестность одних и недобросовестность других. Они не порабощены громкими, но бессмысленными словами, они разбирают каждый частный случай в отдельности и судят о нем на основании своего повседневного опыта.

Они ведают только распри, возникающие среди торгового люда на почве купли-продажи. Все обязательства, имеющие место в торговле, подчинены их юрисдикции; но частное лицо, покупающее товар для личного потребления, может перенести разбирательство своего дела в Шатле {205} 205 Шатле (Grand Châtelet) — верховный суд в Париже. . Торговые судьи имеют дело и с векселями, и с обязательствами, и с заемными письмами, причем для последних они не допускают никакой отсрочки и в случае неоплаты в срок прибегают к аресту. Все их приговоры неизменно исполняются, но право апелляции этим не нарушается.

Польза этого установления равняется его распространенности, и без него в коммерческих делах не было бы ни порядка, ни гарантий, так как обыкновенные судьи целыми месяцами затягивают приговоры, и случается, что всевозможное крючкотворство и кляузничество удлиняют этот срок на целые годы.

Таким же образом юрисдикции цеха каменщиков подведомственны все дела, касающиеся этого ремесла; здесь разрешаются недоразумения, возникающие между подрядчиками и рабочими, каменщиками, каменоломщиками, штукатурами и прочее. Вполне очевидно, что другие суды не могли бы решать этих дел, требующих особых знаний. Было бы крайне желательно, чтобы число этих маленьких судов увеличилось, потому что они имеют возможность быстро разрешать множество судебных процессов, потому что у них нет корысти совершать какие-нибудь несправедливости и потому что, находясь вдали от путаницы судебной процедуры, они видят дело в его настоящем свете, не затемненным туманностями, которыми обычно окутывают его в прочих судах.

В других местах судебные дела тянутся бесконечно долго. Если дело проиграно в Шатле или в подчиненных ему инстанциях, то апеллируют в парламент, а затем подают кассацию или ходатайствуют о пересмотре дела в Совете. Благодаря громадному количеству дел, передаваемых в Совет, его решения настолько поверхностны, что можно надеяться на справедливость приговора только в отношении самых незначительных, простых дел.

Великие мира сего направляют в Государственный совет все дела, которые, по их предположениям, не будут решены в их пользу в других судебных инстанциях; в Совете эти дела лежат под сукном неопределенное время, а очень часто их и вовсе не разбирают. Вот что еще проделывается во Франции!

Чудовищный беспорядок, существующий в нашем судопроизводстве, день ото дня увеличивается, и все отдано, повидимому, во власть наиболее ловкого и смелого. Один только торговый суд сохраняет еще в своей работе облик правосудия.

Чтобы получить звание доктора прав, надо выступить на публичном диспуте; тот, у кого лучше память, побеждает своего противника. Совершенно невероятный фокус — вместить в голове всю эту бессмысленную и неудобоваримую кучу законов, толкований, комментариев! Нормально устроенная голова от этого лопнула бы, но голова доктора прав вмещает этот хаос, именуемый гражданским правом, судебным уставом, дигестами {206} 206 Дигесты — одна из частей кодекса Юстиниана (см. коммент. 204). Дигестами называются также компилятивные труды римских юристов, дающие систематический обзор всего римского права или отдельных его частей. , римскими законами, и прочий совершенно нам чуждый хлам минувших веков.

Желающий купить себе какую-нибудь должность отправляется в школу за получением адвокатского патента и делает вид, что изучает право. Профессоров там можно видеть только в дни выплаты денег по платежным ведомостям. Доктора прав получают с лиц, добивающихся судебных должностей, порядочный доход. Если бы они проявляли к ним чрезмерную строгость, их котелки были бы всегда пусты.

Экзамены, которым там подвергают учащихся, представляют собой одну формальность: обо всех доводах и доказательствах сообщают заранее и, как сказал маркиз Д’Аржанс {207} 207 Д’Аржанс, Жан-Батист де-Буайе, маркиз (d’Argens, 1704—1771), в молодости был военным, но вследствие увечья при падении с лошади вынужден был бросить военную карьеру и посвятил себя литературе; долгое время провел в Берлине при дворе Фридриха II. Им написаны: «Еврейские, китайские и кабалистические письма», «Философия здравого смысла», «Воспоминания» и др. , для того, чтобы быть советником в парламенте, не требуется бо́льших знаний, чем для того, чтобы быть откупщиком казенных доходов.

Купив себе патент адвоката, вы признаетесь за ученого. Вам больше уже не нужно защищать никаких диссертаций, и вас могут принять в члены любого суда по вашему выбору. В суде один исполняет роль защитника, другой сидит и слушает его. Всю разницу создают здесь деньги. Тот, у кого они есть, — судит, в то время как тот, у кого их нет в достаточном количестве, чтобы покоиться на лаврах, стоя излагает дело, цитирует авторов и надрывает легкие и здоровье. Судье, спокойно сидящему за столом и полудремлющему, остается только выбрать ту или иную точку зрения, которая покажется ему наиболее благоразумной.

— Ваш сын, — сказал однажды кто-то, — изучает право? Но ведь у него совсем нет качеств, необходимых для адвоката. Подумали ли вы об этом?

— Я хочу сделать из него советника парламента, — возразил отец.

Вводя продажу судебных должностей, монархи нанесли государству такую рану, от которой оно никогда не излечится.

Эта палата, известная под именем Капитенри, ссылает на каторгу каждого, кто совершил куропатоубийство или зайцеубийство. Если заяц съедает капусту крестьянина, если голубь наносит ущерб его урожаю, если карп плавает в реке, протекающей через его луг, — крестьянин не должен обращать на это никакого внимания. Пусть его добро едят и голуби и зайцы! Если же он убьет оленя, его немедленно вешают. Но такое преступление столь ужасно, столь чудовищно, что о нем теперь почти уже не слышно; во всяком случае оно совершается гораздо реже, чем отцеубийство.

И поверят ли, что не кто иной, как добрый, великодушный, щедрый Генрих IV {208} 208 Генрих IV Наваррский — король Франции с 1589 по 1610 г. В старину французские законы предусматривали суровые наказания за браконьерство: штраф, плеть, изгнание, клеймение, в повторных случаях — ссылку на галеры; указы 1515 и 1601 гг. карали злостных браконьеров смертной казнью (указы эти были отменены в 1669). Мерсье касается этого вопроса, несомненно, под впечатлением указа от 9 марта 1780 г., который предусматривал за организованное браконьерство (составление шаек и т. п.) ссылку на галеры. Однако Мерсье ошибается, говоря, что смертную казнь за незаконную охоту впервые ввел Генрих IV: его указ (1601) лишь подтверждал указ 1515 г. первый ввел смертную казнь для браконьеров!