Сьюзен Янг - Программа

Я захожу в кабинет доктора Уоррен, и она сияет, как будто ужасно рада видеть меня.

- Слоан, - говорит она, - ты сегодня хорошо выглядишь.

Я знаю, что она лжет, потому что я не принимала душ, даже не смотрела на себя в зеркало. Хотя я обтерлась мокрым полотенцем, вытерла всю шею, чтобы очистить те места, где меня касались губы Роджера. Я так сильно терла, что на коже появилась сыпь. Я вижу, что взгляд доктора Уоррен перебегает на это место, но она ничего об этом не говорит.

- До того, как мы начнем… - она отправляет мне бумажный стаканчик с красной таблеткой, но я качаю головой.

- Мне она не нужна. Спасибо.

Она улыбается.

- Ты примешь таблетку. Слоан. Мы уже говорили об этом.

Из того, что мне рассказал Роджер, я знаю, что эта таблетка помогает отделить воспоминания, высвечивает их, чтобы позже их стерли. Я не хочу класть ее в рот. Я хочу раздавить ее каблуком.

- Разве? – спрашиваю я. – Может, я не помню.

Доктор Уоррен сжимает зубы.

- Следуй процедуре, если хочешь, чтобы тебя выпустили.

- Я не стану принимать ее, - выпаливаю я в ответ. Теперь то, что должно быть рекомендацией доктора, звучит, как угроза. Моя злость начинает пузыриться.

- Последний шанс, - говорит она, встретившись со мной взглядом. Я наклоняюсь к ней.

- Я не приму эту чертову таблетку, окей?

Доктор Уоррен даже не колеблется. Она ровно садится в кожаном кресле.

- Мэрилин, - зовет она кого-то позади меня. В кабинет заваливается толстая женщина в белом сестринском халате, держа наготове шприц. Я едва соображаю, что происходит, до того, как чувствую, что иголка пронзает мне кожу на правом предплечье.

- Что это? – кричу я, вскакивая со стула.

- Не волнуйся, - успокаивает меня доктор Уоррен, хотя не похоже, что ей хоть чуточку жаль. – Это та же самая доза. Но я же сказала, ты примешь лекарство, так или иначе. Просто добровольный прием менее болезненный.

Доктор Уоррен смотрит на медсестру.

- Приготовьте другой шприц после сеанса.

Я стою тут, сжимая руку, и чувствую себя абсолютно беспомощной. Я так разгневана, так разъярена, что думаю, что могу прямо сейчас потерять контроль.

- Сегодня, - говорит доктор Уоррен, не обращая внимания на мою явную злость, - я хочу поговорить о вас с Джеймсом после смерти Брейди. Как вы стали так созависимы…

- Мы не созависимы, сучка. Мы любим друг друга.

Доктор Уоррен задумчиво смотрит на меня, решив подождать, пока я не стану полностью послушной. Уже я чувствую, как лекарство течет у меня по венам, и я качаюсь, знаю, что очень скоро я буду в ее распоряжении. Буду рассказывать ей все свои секреты.

Когда я снова падаю на стул, мое тело расслаблено, а в голове туман. Я начинаю говорить.

- Мы с Джеймсом тайно встречались два месяца, - говорю я, облокотившись щекой об обивку стула. – Было тяжело скрывать это от Брейди. Джеймс практически все время оставался у нас на ночь, и каждую ночь, в три часа ночи, он выходил из комнаты Брейди и забирался ко мне в кровать. Мы целовались, шептались, Джеймс всегда заставлял меня смеяться. Я не хотела скрывать, что я чувствую к нему, но я знала, что все пройдет не слишком хорошо. Не с Брейди. Не с нашими родителями. Так мы и проводили время, лежали в объятиях друг друга и говорили о том, чтобы уехать из Орегона.

- Вы занимались любовью? – спрашивает доктор Уоррен, делая записи в папке.

- Нет. В смысле, мы могли, наверное. Но нет. – Я улыбаюсь. – Мы просто все время тискались и обнимались.

Я позволяю себе закрыть глаза, отдалиться от всего.

- После смерти Брейди Джеймса разрывало чувство вины. Со мной было хуже. Если бы я только умела плавать, может, я могла бы спасти его. Он был моим братом, и я даже не распознала признаки. Я думала, может, это потому, что я была слишком увлечена Джеймсом. Может, он был слишком увлечен мной. В первую неделю мы с Джеймсом держались друг от друга подальше. Я даже не могла смотреть на него.

- Что изменилось?

- После похорон брата, когда дом наполнился рыданиями матери и пьянством отца, родители обратили свое внимание на меня. Они беспокоились, не была ли у меня депрессия, но они не понимали, что это просто горе. Мой брат был моим лучшим другом, и я хотела, чтобы он вернулся, - я тяжело вздыхаю, - но он никогда больше не вернется ко мне. Он больше никогда не возьмет меня на вершину колеса обозрения. Он никогда не научит меня плавать.

Доктор Уоррен дает мне салфетку, и я вытираю глаза, хотя и не уверена, что плачу. Я ничего не чувствую на щеках. Я больше ничего не чувствую.

- И потом, однажды, – начинаю я снова, - я нашла мать в комнате Брейди, она была занята тем, что паковала его одежду, и я сорвалась. Я не могла вынести мысль о его одежде в ящике в таком же, в каком был и он. Я сказала ей, что ненавижу ее.

Я опускаю голову.

- Я не горжусь этим и мне было нужно время, чтобы погоревать. А они не позволяли мне горевать! На следующий день я нашла брошюру Программы рядом с телефоном. И я поняла, что не могу позволить, чтобы они видели, как я плачу. И я поняла, что мне нужно поговорить с Джеймсом, потому что Брейди сказал нам заботиться друг о друге.

В школе меня замучили беседами, лечением, наблюдением. Я чувствовала себя так одиноко, что думала, что, может, заболеваю. Но в конце недели я вышла из класса и увидела, что у шкафчиков стоит Джеймс, как будто он ждал тут все это время. И я поняла, как сильно я скучала по нему. Он не колебался, когда увидел меня. Он побежал прямо по коридору и крепко обнял меня и прижал к себе. Я хотела плакать, но не могла.

- Есть здоровые формы выражения эмоций, - говорит доктор Уоррен, - ты бы могла поговорить с психологами.

Я смотрю на нее, не понимаю, может, она шутит, может, она не знает, на какие крайности идет внешний мир, чтобы попытаться «защитить» нас.

- Верьте, во что хотите, - говорю я ей, - но обработчики искали любую зацепку, чтобы пометить нас. Все, что мы чувствовали давление с их стороны.

Я отворачиваюсь, снова вспоминаю, как я была рада, увидев, что Джеймс в порядке.

- В тот день он довез меня до дома. И на следующий. Мы начали чувствовать, что только когда мы были вместе, мы были нормальными. Мы прятали друг друга там, где бы мы могли поплакать, и никто бы нас не увидел. Проходили недели, и мы начали говорить о других вещах. О том, чтобы уехать из города, только вдвоем. О том, чтобы быть вместе вечно.

Меня переполняют чувства, когда я вспоминаю наш первый раз, как я была напугана. Мы отдыхали на природе, сидели на одеяле рядом с жарким костром. Я была так влюблена в него.

Теперь я закрываю глаза и думаю о том, как Джеймс целовал меня, о его теплых губах. О нежном прикосновении его рук.

Скоро он стал страстно целовать меня, казалось, он хотел меня больше, чем когда-либо.

Его колено переместилось мне между ног, и я сняла ему через голову футболку, когда он, задыхаясь, остановился.