Сьюзен Янг - Программа

- Похоже, что я теперь не просто не в фаворе, а прямо в сортире, - говорит он, заставив их рассмеяться. – Я к вам, парни, позже присоединюсь.

Они усмехаются, но я иду назад к двери, у меня в глазах слезы. Когда Риэлм замечает это, он быстро хватает меня в объятия, прижимает мою щеку к своей рубашке, пока я пытаюсь вырваться.

- Не позволяй им видеть, как ты плачешь, - тихо говорит он. – Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать, но если они подумают, что у тебя начинается срыв, они оставят тебя здесь. Я знаю, что ты хочешь домой, Слоан.

Я кладу руку на его предплечье, впиваюсь ногтями так сильно, как могу. Он вздрагивает, но не отталкивает меня. Я останавливаюсь, зная, что делаю ему больно, и думаю, что даже теперь… не хочу этого. Чего я хочу – чтобы он сказал мне, что я неправа. Что он настоящий, что он не предал меня. Я всхлипываю и, до того, как выпрямиться, вытираю слезы о его рубашку.

- А он умеет выкрутиться,– говорит Дерек позади нас, и раздается смех.

Риэлм смотрит на меня с жалким выражением лица. В его темных глазах такая печаль, но его зубы крепко сжаты, и я не знаю, могу ли я верить любым чувствам, которые он мне показывает. Внезапно меня поражает мысль, что я больше не знаю, что правда. Может, я, наконец, спятила.

Риэлм берет меня за руку и ведет к двери, не говоря ни слова. Когда мы доходим до нее, сестра Келл бросает встревоженный взгляд на Риэлма.

- Все в порядке, - говорит он. И потом, тише - Вы можете отослать лекарства в ее палату? Сейчас.

Она кивает, и потом Риэлм толкает меня в коридор. Но вместо того, чтобы пойти в мою палату, он поворачивает в свою. Он смотрит прямо вперед, крепко держит меня за запястье.

- Что ты делаешь? – спрашиваю я, думаю, может, мне нужно бояться его. Что он может быть так же опасен, как Роджер.

- Здесь они не могут подслушать, - бормочет он и приводит нас внутрь. Закрыв дверь, Риэлм прижимает меня спиной к ней, склонив голову к моему уху.

- Я знаю, ты слышала, - шепчет он, - и пожалуйста, поверь мне, я правда твой друг.

- Я тебе не верю.

Он прижимает ладони к двери по обеим сторонам моей головы. Если бы кто-то зашел за нами, он мог бы подумать, что мы стоим, очень романтично прижавшись к двери.

- Я – особый обработчик, - продолжает он. – Я занимаюсь и другими пациентами, но меня специально приписали к тебе, потому что с тобой … трудности.

Боль пронизывает мне грудь, когда он подтверждает мои самые худшие опасения: что мой единственный друг во всем свете, единственный, кому я могу доверять, мне не друг. Мной манипулировали, и я чувствую, что надо мной надругались, меня изнасиловали. Риэлм приближается, одна его рука держит меня за талию, как будто он обнимает меня.

- Мне так жаль, Слоан, - говорит он, его губы касаются моего уха , - но я говорю правду, я только пытаюсь помочь. Если бы я не вмешался, они бы стали рыть глубже. Ты знаешь, что это значит? – спрашивает он. – тебе могли сделать лоботомию.

Я начинаю чувствовать слабость в его объятиях и хочу прилечь, но он быстро подхватывает меня.

- Ты не можешь потерять голову сейчас, - он успокаивает меня. - Они поймут, что что-то не так.

Тогда я смотрю на него, на шрам на его шее.

- Я не понимаю, - говорю я с болью в груди, - Ты – один из нас.

Он кивает.

- В прошлом году я был в Программе, - он показывает на свою шею. – из-за несчастного случая с зазубренным ножом. Но потом я попал сюда, мне стало лучше. Где–то в середине моего тут пребывания доктор Уоррен отозвала меня и спросила, чем я думаю заняться, когда выйду.

Мне было не к чему возвращаться. Мои родители умерли давно, и я не помнил никого из своих друзей. У меня ничего не было. И доктор Уоррен предложила мне работу – будущее в Программе, чтобы реабилитировать пациентов. Я подписал контракт.

- Что ты делаешь с нами?

Он морщится, как будто знает, что мне не понравится ответ.

- Формирую здоровые отношения; восстанавливаю связи, чтобы субъекты не попали в состояние шока, когда уходят отсюда. У нас были рецидивы, нарушения работы мозга, и они определили, что причина этого – травма, полученная в процессе повторной ассимиляции в обществе. Эмоции – это как оголенные нервные окончания, и без должной подготовки ты как будто отсылаешь назад оголенный провод.

- Так ты не просто притворялся, что ты мой друг? – я поддеваю его. – Ты не предавал меня, не рассказывал о том, о чем мы говорили? О тех вещах, о которых я даже не могу вспомнить.

- Конечно, я должен был рассказывать им, - говорит он. – Мне было нужно убедиться, что лечение работает. И поверь мне, сладенькая, тебе бы в любом случае не хотелось бы разгуливать только с частью воспоминаний. Ты бы сошла с ума.

Я вырываю свои руки из его рук и отталкиваю меня.

- А то, что ты целовал меня? Это тоже было частью моего лечения?

Мне стыдно говорит это, я чувствую, что меня каким-то образом обманули. Использовали.

Риэлм качает головой.

- Нет, не было. Мне не следовало делать это.

- Тогда почему сделал?

Риэлм опускает глаза.

- Мне не все равно, что с тобой. Мне тоже одиноко. Только потому, что я не пациент, это еще не значит, что я не чувствую себя в такой же изоляции, что и вы, ребята. Я был здесь уже пять недель, Слоан. Я хочу уехать. И я хочу забрать тебя с собой.

Я снова отталкиваю его, он падает на кровать. Он не пытается защищать себя. От мысли о том, что Риэлм мог уйти отсюда когда угодно, пока меня держали здесь помимо моей воли, я его ненавижу.

- А Роджер? – вдруг спрашиваю я. – Он тоже был частью этого?

- Нет, - говорит Риэлм. - В смысле, раньше был. Но теперь нет. Он не имел права делать то, что делал. Я не знал, клянусь…

- Да, ведь твое слово теперь так много значит.

- Я не знал, Слоан. Я бы сделал все, чтобы защитить тебя.

- Это было до или после того, как ты позволил им стереть мою жизнь? Думаешь, я смогу простить это? Думаешь, я когда-нибудь это переживу?

- Я надеюсь, - говорит он. – Я… - он замолкает. Его и так бледная кожа еще бледнее, чем обычно, как будто ему сейчас станет плохо. – У меня ничего нет. И это первый раз, когда я думал, что смогу построить жизнь заново. Когда я уеду отсюда, у меня будет отпуск в шесть недель до того, как я вернусь в Программу в другом учреждении. Я подписал контракт на два года, контракт, который я не смогу нарушить, или они сотрут все обо мне. Я пытаюсь спасти нас обоих, и я думал, что как только тебя освободят, мы сможем быть вместе.

Я смеюсь. Я знаю, это жестоко, но мне все равно. Мне так больно, что я хочу быть грубой.

- Ну, - говорю я, - этого никогда не произойдет. Твой контракт может окончиться раньше, чем ты думаешь, потому что мне кажется, что мое лечение не будет иметь эффекта, Майкл, - я рычу его имя.

Риэлм с силой хватает меня за запястья, притягивает к себе.