User - i dfee46a8588517f8

Исследованию причин, приведших к подобному результату, и посвящена настоящая глава.

Ставка

Значение ставки именно как политической силы (военный аспект ее деятельности не рассматривается) в значительной мере выявилось уже в ходе предыдущего изложения, когда речь шла об отставке нескольких реакционных министров летом 1915 г., «ми­нистерской забастовки» и уходе с поста верховного главнокоман­дующего великого князя Николая Николаевича. Значение ставки определялось уже самими масштабами войны, поставившей под ружье миллионы людей и потребовавшей крайнего напряжения всех материальных и духовных сил страны. Благодаря огромным полномочиям, полученным верховным главнокомандующим, и ко­лоссальным ресурсам, которыми он распоряжался, ставка была фактически вторым правительством не только на театре военных действий, но и в столице. От ее позиции зависели важнейшие внутри- и внешнеполитические решения, без санкции ставки и воен­ных властей Совет министров не мог принять решений по многим жизненно важным вопросам. При определенных условиях ставка могла стать самодовлеющей политической силой, и именно это соображение, как мы видели, стало основной причиной, приведшей к отставке Николая Николаевича.

О великом князе как верховном главнокомандующем довольно много написано, но трудность использования этой литературы состоит в том, что она в массе своей крайне тенденциозна, представляет собой либо неумеренную апологетику Николая Ни­колаевича, либо, наоборот, его полное развенчание. Типичным примером восхваления его талантов и добродетелей является упоминавшаяся выше книга генерала Ю. Н. Данилова, а также воспоминания адмирала Бубнова, который, в частности, писал: «Мы все, проникнутые безграничной преданностью великому кня­зю и глубоко преклоняясь перед его полководческим даром», были подавлены его отставкой, «в душах многих зародился во имя блага России глубокий протест, и, пожелай великий князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и армия последовали бы за ним» 1. Полное несоответствие этого утверждения истинному положению вещей очевидно.

Что же касается полководческих талантов Николая Николае­вича, то адмирал утверждал: «Великий князь на деле (!) доказал свои исключительные способности как полководец. Россия давно уже не имела во главе своих вооруженных сил такого сведущего вождя, и никто даже в отдаленной степени не был в состоянии

О

его заменить» .

Обратным примером, где все оценки продиктованы исключи­тельно личной враждой и неприязнью к Николаю Николаевичу, является книга Сухомлинова, от начала до конца посвященная доказательству «злополучной для судеб России и царствовавшей династии роли этого человека» 3. К этому надо добавить, что в своих воспоминаниях, вышедших раньше, Сухомлинов не жалеет ни места, ни бранных характеристик в адрес великого князя.

На этом фоне приобретают исключительную ценность свиде­тельства и оценки Шавельского, которые в отличие от названных заслуживают полного доверия. Будучи человеком, близким велико­му князю, и испытывая к нему чувства личной преданности 4, Шавельский тем не менее нашел в себе достаточно честности, чтобы дать в целом объективную характеристику.

По всеобщему признанию, Николай Николаевич пользовался большой популярностью, причем не только в помещичье-буржуаз- ных кругах Думы, но и в какой-то мере в низах и солдатской массе. Это тем более необъяснимо, что его слава полководца находилась в вопиющем противоречии с теми тяжелыми пораже-

ниями, которые несла русская армия в первый год войны и особен­но весной—летом 1915 г. Необъяснимо это и с другой стороны: у великого князя до войны была давняя и прочная репутация крайнего реакционера и к тому же психически неуравновешенного человека, с «зайчиком» в голове, по выражению С. Ю. Витте. Последний считал Николая Николаевича «обер-черносотенцем», под прямым влиянием которого царь «возлюбил... как первых людей» таких «героев вонючего рынка», как Дубровин, граф Коновницын и им подобные 5. п

Именно на этот загадочный феномен, полностью противореь чащий истинному положению дел, и обратил внимание Шавельк ский. «За последнее царствование в России не было челове­ка, — писал он, — имя которого было бы окружено таким ореолом и который во всей стране... пользовался бы большей известностью и популярностью, чем этот великий князь». Поскольку никаких разумных оснований для такой славы не было, следует думать; что здесь действовали «какие-то неудержимые фатальные (в смыс­ле, по-видимому, иррациональные. — А. Л.) причины», неза­висимые от его реальных дел. «За первый же год войны, гораздо более неудачной, чем счастливой, он вырос в огромного героя, перед которым, несмотря на все катастрофические неудачи на фронте, преклонялись, которого превозносила, можно сказать, вся Россия» 6. Несмотря на явные преувеличения, общая картина схвачена верно.

«В войсках авторитет великого князя был необыкновенно высок», — указывал Шавельский. Офицеры ценили его за понима­ние дела. «В солдатской массе он был олицетворением мужества, верности и правосудия». С начала войны о нем стали складываться легенды, рассказывавшие, как он под градом пуль обходит окопы, бьет виновных генералов и срывает с них погоны. «Легенды, — за­ключал автор, — росли и плодились независимо от фактов» 7.

Хотел он того или нет, но Шавельский убедительно доказал, что из всех многочисленных положительных качеств и добродете­лей, которыми молва наградила великого князя, в действитель­ности ни одного из них у него не было. Все было наоборот. Его считали храбрецом, а он был трусом. Ему приписывали решительность и твердую волю, а Шавельский пишет о нем как о паникере и истерике. Лень, равнодушие, непригодность к делу и другие подобные черты — вот что составляло подлинную сущ­ность верховного главнокомандующего.

«На самом деле, — писал Шавельский, — он ни разу не был дальше ставок главнокомандующих» (фронтами. — А. Л.), поэто­му никак не мог шагать под градом пуль. И причиной того была самая тривиальная трусость. Опасаясь за свою жизнь, он не только ни разу не выехал на фронт, но не разрешал во время автомобильной прогулки ехать быстрее 25 км в час. «Великого князя Николая Николаевича, — отмечал Шавельский, — все счи­тали решительным». Но это было чисто внешнее, и притом обманчивое, впечатление. «При внимательном же наблюдении за ним нельзя было не заметить, что его решительность пропадала там, где ему начинала угрожать серьезная опасность. Это сказы­валось и в мелочах и в крупном. Великий князь до крайности оберегал свой покой и здоровье» 8. «Он ни за что не принял бы участия ни в каком перевороте или противодействии, если бы предприятие угрожало его жизни и не имело абсолютных шансов на успех; при больших несчастьях он или впадал в панику, или бросался плыть по течению, как это не раз случалось во время войны и в начале революции. У великого князя было много патриотического восторга, но ему недоставало патриотической жертвенности».