Рязанов Александрович - Барон в юбке

Энергичный сверх меры, он быстро сколотил довольно сильную дружину из молодых парней и теперь планомерно громит разбойные логова кримлийских стражников вдоль Фронтирского Тракта.

Больше недели после прибытия первого каравана беженцев, по Тракту каждый день прибывали ободранные, искалеченные, смертельно уставшие существа, здорово смахивающие на оживших навей. Этих несчастных вызволили из цепких лап ‘сборщиков податей’, кмети неуловимого барона.

Едва оправившийся от сильнейшего истощения, Лимнуар Ле Кьемно, собрав среди обитателей форта и окружавшего его лагеря всех, мало-мальски знакомых с медициной или знахарством, организовал, с молчаливого одобрения коменданта, в одной из башен настоящий госпиталь. Собрав в нем сильную команду лекарей и знахарок, он поставил там главной боевую бабищу со звучным, аки иерихонская труба, голосом и истинно ланскими габаритами крепко сбитого и рыхлого, не смотря на длительное недоедание, тела. Сия дородная дама являлась Посвященной жрицей Дажьмати, и, следовательно, отличной повитухой, акушеркой, и педиатром.

Сам же двужильный доктор занялся организацией жизни в палаточном лагере – приближалась поздняя осень.

Надо сказать, что вопрос санитарии в этом скоплении более, чем четырех тысяч людей стоял не просто очень остро, а чудовищно злободневно.

По одному, группами, а иногда и целыми толпами, жертвы харисейского произвола все приходили и приходили в маленькую имперскую крепость в поисках защиты. Среди пришедших многие обитатели временного полевого лагеря с ужасом узнавали своих прежних знакомцев, с которыми делили долгий путь из Фронтиры. Эти люди, считая, что имеют при себе средства, достаточные для уплаты подорожных сборов, ушли на запад, надеясь добраться до дружественного единоверного Мокролясья. Вместо этого, путешественников сначала обдирали, как липку, а затем, когда платить уже было нечем, забирали их самих в рабство ‘за неуплату дорожного сбора’.

Наслушавшись жутких рассказов, обитатели лагеря от отчаянья и безысходности стали впадать в панику – раскинувшийся более, чем на лигу, у стен крепости табор из возов и палаток гудел, словно потревоженный улей.

Приходящие несли все более и более дурные вести о сотрясающих развалившуюся Империю событиях.

Великая Преворийская Империя, словно колосс на глиняных ногах, рухнула, грозя забрать с собою и своих создателей.

В Превории – бывшей столице императоров, бешеной свистопляской кипела грызня за царский венец между сенаторскими родами. Истрепав в войне остатки своих войск, лидеры развязавших гражданскую войну партий теперь, не считаясь с разрухой, нанимали в свои армии тысячи наемников-иностранцев.

Флот – бывшая гордость преворийских императоров и опора имперской колониальной политики, оставленный без дотаций и провианта, гнил у причалов – офицеры ушли на войну, а команды – кто присоединился к своим капитанам, но большинство просто разбежались по домам. Цвет же легионов, во главе с командирами, способными железной рукой навести порядок, застрял в никому теперь не нужных колониях за морем.

Сама же метрополия, после шести или восьми переходов из рук в руки, представляла собою скорее живописные груды руин, чем столицу некогда прославленной на весь свет страны.

В отдаленных провинциях, наконец, вырвалась на волю веками копившаяся злоба и ненависть к имперцам. Коренные жители не так давно покорённых окраинных провинций, ощутив послабление жесткой хватки прежде стальных, а нынче старчески-истершихся, местами же и вовсе повыпавших, клыков Империи на своем горле, то тут, то там устраивали малочисленным здесь преворийцам кровавые погромы.

В местностях, где квартировали достаточно крупные силы в виде одного-двух легионов под командованием достаточно твердого легата, что сумел удержать своих солдат от разброда и дезертирства, имперцы с не меньшей жестокостью отвечали – кровь с обеих сторон лилась реками.

Воспользовавшись тем, что кримлийский Легион еще прошлой зимой почти в полном составе был направлен на усмирение восстания горцев в Лемцульи Горы, Кримлийский Сейм – собрание наиболее влиятельных купцов, землевладельцев и священников Кримлии – объявил независимость. Бывшую провинцию провозгласили республикой, а город Беербаль стал столицей новоявленной Халдеи.

Церковная милиция харисеев свирепствовала вовсю: по провинции, как круги по воде от брошенного камня, катились одна за одной волны зачисток и арестов. Всех, кто по тем или иным причинам оказался неугоден Сейму, ждали конфискация имущества и изгнание, если не рабство.

Комендант главной пограничной крепости – легат Хирамону, не способный в виду ожидаемого со дня на день нашествия степняков с Востока, снять с пограничных фортов Тракта ни центурии, рвал и метал – большинство его старых боевых товарищей, с которыми он простым декурионом начинал свою карьеру, уйдя на ветеранский пансион, осели именно в Кримлии. Многие из них основали там латифундии или открыли свое дело.

Именно преворийцы, бывшие Полными гражданами от рождения, и ветераны Легионов, как лица, автоматически получавшие Полное Имперское Гражданство, были первой мишенью тайной полиции новоявленной республики.

Сразу же, неделю спустя после Кримлии, обьявило свою независимость и герцогство Мокролясское . Тамошний герцог, не смотря на давление своей преворийской родни, что усиленно толкала его погреть руки на разгорающемся пожаре в метрополии, трезво рассудил, что ему лично от имперского пирога точно ничего не перепадет, и, закрыв свои границы перед потоком заполонивших дороги беженцев, занял выжидательную позицию.

Легат, на старости лет переживший крушение всего, чему служил всю свою осознанную жизнь, впервые ощутил себя потерянным, чудовищно одиноким стариком, который не знает, что делать дальше. Сильно озабоченный безопасностью своего форта и доверившихся ‘Лану Легату’ фронтирских беженцев, старый служака принимает решение стянуть в окрестности Зеелгура всех имперцев, способных держать в руках скутум и гладиус.

В виду последних сведений о ситуации в бывшей Империи, его высокоблагородие теперь больше опасался удара в спину от кримлийцев, чем гипотетического нашествия Гуллей.

Гулли же, словно вняв молитвам старого легионера, похоже, надолго застряли во Фронтире, обломав себе зубы о первый попавшийся на пути замок – некий Калле Варош – вотчину некогда опальных мокролясских баронов, не пожелавших после смерти Вайтеха Славного принести оммаж Герцогу и бежавших во Фронтиру.

Как утверждали данные последней депеши, поступившей по гелиографу с последнего в цепи застав форта на границе с Фронтирой, вот уже четвертый месяц гулли осаждали фронтирскую цитадель, оставив под стенами уже больше тысячи трупов.