Владимир Шилкин - Ветер истории

— Э-э-э… пока нигде.

— Хм… Сергей Алексеевич, кстати, а как называется ваша должность?

— Пока никак. Формального названия для нее не придумали, просто назначили ответственным за организацию дружин.

— Как же к вам обращаться тогда?

— Да запросто, "товарищ Волков".

— Хорошо. Так вот, товарищ Волков, я вам настоятельно рекомендую озаботиться скорейшим созданием устава. Иначе я опасаюсь появления конфликтов от непонимания. Я даже могу вам порекомендовать весьма сведущего в этом деле специалиста. Это генерал Павел Оттович Крауз – большой знаток различных уставов самых разных стран и служб. Его нетрудно найти. Павел Оттович уже давно в отставке и его практически всегда можно застать дома.

Соловьев написал на бумажке адрес и протянул мне.

— Прошу вас, не затягивайте этот вопрос.

— Обещаю, товарищ инструктор!

— Благодарю вас. На этом у меня все, разрешите откланяться.

Полковник, коротко кивнув, вышел из кабинета. Дверь он закрыл не до конца и я слышал, как одевая шинель он бормотал: "Хм, "товарищ инструктор"… Куда катится мир…"

Хороший он все-таки офицер и человек. Не возмущается, не скандалит, а честно старается упорядочить местную жизнь. Если учесть, что сам он человек временный и действует тут добровольно, то и вовсе подвижником можно считать.

Уже вечером я сидел за столом в уютном кабинете на набережной Фонтанки и объяснял генералу Краузу особенности взаимоотношений добровольцев в ополчении.

— Но как же вы обходитесь одними должностями, без званий? Это же неудобно!

— Зато логично. Воинское звание, если смотреть с практической точки зрения, просто указатель уровня квалификации военнослужащего. У ополченцев военной квалификации нет как явления. Командиры выборные, и после боев, наверное, будут перестановки. По сути, они равны между собой не по идейным соображениям, а по факту. Кто в итоге станет командовать, а кто подчиняться зависит не от прежних заслуг или знаний, которые не связаны с военным делом, а от личных качеств. Так что, давать им звания будет и бессмысленно и бесчестно. Ничто не должно препятствовать выдвижению лучших на новые должности. Вот когда жизнь расставит всех по своим местам и наладится система подготовки кадров, тогда и будет иметь смысл вводить звания.

— Что ж, звучит разумно, хотя и непривычно, знаете ли.

Мы проговорили допоздна, старик был радостно возбужден принципиально новым типом устава, который мне предстояло создать. Без него я бы не справился. Ведь устав, это не набор параграфов, это цельная система. Крауз брался такую систему создать. Большую часть мы решили просто перенять у армейского устава. Если говорить точно, то у армии мы позаимствовали все, касающееся практической деятельности: устав караульной службы, боевой устав и пр. Настоящая работа шла над уставом внутренней службы.

— Ну что же, теперь более-менее понятно, что у нас должно получиться. Весьма занятная вещь, однако, обещает получиться. Есть некоторое сходство с французской армией времен Первой республики, но все же совершенно новый устав! Так чем вы думаете его начать?

— Как чем? Первым пунктом! — я поднял глаза к потолку и процитировал навечно врезавшееся в память. — Боец Красной Гвардии должен стойко переносить все тяготы и лишения военной службы.

— Прекрасное начало! — похвалил Павел Оттович и потер ладошки.

Я еще много раз заходил к нему и один и с инструкторами и с ребятами из партячейки, утрясая детали, а через три недели Устав Красной Гвардии был отпечатан тиражом в сто экземпляров и роздан в роты. Результат не замедлил проявиться – примерно десятая часть ополченцев тихо или со скандалом покинули наши ряды. Ну да это никого не удивило, текучка и так была страшной.

Многим надоедала однообразная отработка стандартных приемов. Ротные занятия по тактике несколько улучшили ситуацию, особенно появление первых бронеавтомобилей. Тогда довольно много ранее ушедших вернулись в строй. Хорошо еще, что и инструкторы-фронтовики и имеющиеся среди рабочих ветераны японской войны единодушно утверждали необходимость занятий и смеялись над заявлениями молодежи, о том, что они уже всему научились. Ну а окончательно закрепило личный состав только довольствие. Правда, действенным рычагом это было только на молодежь и чернорабочих. Квалифицированные мастера зарабатывали неплохо и в пайке не нуждались.

Но это все было позже, а утром второго апреля меня разбудил Фридман и с потерянным видом сообщил: "Представляешь, Шурканов провокатором оказался".

Я с удовольствием рассматривал результаты работы техштаба. Вроде и недолго служба работала, а результаты были значительными. Собственно почти все представленные достижения были и раньше, но пока не навели порядок, их не было видно. Народ у нас, как известно, изобретательный и стоит только проявить к его творчеству интерес, начинает просто фонтанировать идеями. Одним из важнейших достижений штаба было внесение ясности, куда с этими идеями обращаться. В частности завершился первый этап гранатометной эпопеи. Было отобрано два варианта оружия.

Один вполне себе классический – все тот же гранатомет Дьяконова, только снабженный своей затворной частью и крепящийся к цевью снизу. Собственно, абсолютное большинство предложенных конструкций и были вариациями этой, разве что делались они в основном на базе охотничьего ружья. Ну а мы, посовещавшись, решили, что унификация боеприпасов важнее экономии винтовочных патронов за счет охотничьих.

Наиболее профессиональная разработка вышла у Сыпченко. Он свой гранатомет сделал под оригинальный боеприпас, на базе 37-мм снаряда от пятистволки Гочкиса. Переделка была минимальной, укорачивали гильзу, уменьшали заряд пороха, а у снаряда меняли взрыватель. Взрыватель был просто образцом гениальной простоты! Собственно это была деревянная пробка с большим гвоздем. При ударе торчащий спереди гвоздь ударялся острым концом в капсюль и происходил взрыв. Правда, он не срабатывал при попадании в воду или если снаряд попадал по касательной, но это уже мелочи. Часть снарядов удалось переснарядить тротилом из четырех двенадцатидюймовых снарядов, презентованных нам морячками. Можно было и больше, но были опасения, что слишком мощный заряд достанет и самого гранатометчика.

Сам гранатомет был похож на ГП из будущего. Ну а как ему не быть похожим, если способ заряжания Сыпченко подсказал я. Отличался он от оружия будущего он только размерами и весом. Весил он, по словам изобретателя, почти два фунта, что мне ни о чем не говорило. Взвесил руками, получалось меньше килограмма, семьсот-восемьсот грамм примерно.

Также оба варианта существовали в отдельном состоянии. Тут уже царило разнообразие. Особенно меня удивил револьверный пятизарядный гранатомет, сварганенный одним из товарищей Сыпченко! Монстр был жуткий, но, увы, с ручной перезарядкой. Провернуть тяжеленный барабан обычным для револьверов способом, то есть выборкой хода спускового крючка, было просто не по силам нормальному человеку. Поэтому поворот осуществлялся специальным рычагом сбоку, заодно взводя курок. Самое забавное, что изначально, это чудовище пытались подвесить к карабину, но подержав изделие в руках, передумали.