Эли Эшер - Эволюционер

— Благодарю, Ваше Высочество, кофе, — ответил он, — Коньяк, возможно, подойдет немного позже.

Но вот дальше началось неожиданное. Когда он понял, что его по-прежнему хотели бы видеть в составе экспедиции и капитаном Роттенура, он от удивления даже спросил почему. Надо сказать ответ озадачил его еще больше. Нет, понятно, что рубрейцам совершенно не сдались разборки в Вейстляндии по поводу возможностей, которые открыл бы контакт с совершенно новой цивилизацией. И тут фон Келлеры могли очень основательно помочь. Непонимание вызывало то, что фон Келлеры на этом бы еще и очень много выиграли бы. Очень очень много. То есть, его не только прощали, но еще и давали изрядный подарок, которого, как Вальтер это отлично и сам знал, он совершенно не заслужил. А значит от него хотят чего-то. Чего? Не мучаясь зазря, он просто спросил в лоб:

— Я понял, что предложено мне, Ваше Высочество, — кивнул головой барон, — И ценю щедрость предложения. Могу я теперь услышать, что бы Вы хотели взамен?

Ответ его снова озадачил. Оказывается, ему хотели бы опять доверять. Как это физически возможно, Вальтер совершенно не мог представить. Тем более, что ему тут же очень внятно обьяснили почему ни как вейстляндскому политику, ни как конфедеративному офицеру, ему доверять не только не собираются, но и не могут. Причем с этим он как раз был полностью согласен. И вот тут-то его и огорошили.

— Поэтому я хочу от вас слово чести прусского барона фон Келлера, что вы никогда не будете действовать мне во вред.

— Лично вам? — уточнил Вальтер, скорее, чтобы дать себе время собраться с мыслями, поскольку он и так отлично знал ответ.

— Мне и императорской фамилии Рубреи.

Тут надо пояснить, что хотя титулованные особы и занимали очень специальное место в политической жизни Вейстляндии, сами по себе титулы были упразднены много-много времени назад и играли роль лишь постольку, поскольку за ними стояли деньги, влияние и сила. Именно поэтому Вальтер практически никогда не упоминал приблудившийся к его семье значительно более высокий титул маркграфа, и даже в официальных ситуациях, упоминал его вторым. Барон фон Келлер, глава рода фон Келлеров и связанными с ними как нитка с иголкой Майеров, представлял собой силу, влияние и деньги. А случайно полученный титул маркграфа — нет. Среди успешных политиков и бизнесменов почти не осталось наследников древних родов, и именно это приносило им в любой политической кампании аромат древней рыцарскй эпохи, который так будоражил воображение избирателей. И именно это заставляло остатки выживших аристократических родов свирепо следить за соблюденем друг другом древних традиций и законов чести.

Нет, с простонародьем они могли делать, что хотели, а вот друг перед другом… Нарушивший древний кодекс чести в отношении других титулованных особ подвергался остракизму и травле в прессе, предназанченной для плебса. Такое решительное размежевание с нарушившими слово только добавляло популярности в народе клубу аристократов — надо же, своих не жалеют! — и приводило отступников на край катастрофы. Заодно резко сокращая число желающих попробовать это на своей шкуре.

Опять же повторюсь, с простонародьем можно было творить, что придет в голову, но между своих… Нет, попади Вальтер в такую заваруху, он бы еще пободался. Вот только он не собирался в нее попадать. Так уже его воспитали, что негласный кодекс чести аристократа был для него безусловной ценностью, как это ни парадоксально звучит, учитывая что во времена, когда титулы играли осмысленную роль, тот же самый кодекс чести аристократа нарушался направо и налево. Но это тогда, много-много лет назад, а вот теперь, когда он стал на государственном уровне пустым звуком, символом принадлежности к элитному клубу, никоим образом официально не связанном с государственной машиной, и настало его время.

Именно поэтому слово прусского барона фон Келлера, пожалуй, что и действительно было серьезной гарантией. А уж нарушение вассальной присяги, и вовсе смертным приговором благополучию фон Келлеров-Майеров. И если Вальтер правильно понял, именно это ему сейчас и предлагали.

Вот только, вассальная присяга предполагала немалые обязанности со стороны лорда тоже. Так что, он скорее выигрывал приняв ее. Сильно выигрывал. Настолько сильно, что непонятно было, с чего бы это вдруг. Открытая ассоциация с императорской фамилией Рубреи делала фон Келлеров чуть ли не святыми и наместниками Бога на Земле в глазах бундестага Вейстляндии. Да, придется играть по рубрейским правилам, но в конце концов, фон Келлеры всегда отличались тем, что делали бизнес в белых перчатках. Для всего остального были Майеры. Вот, один раз с Фенекой, он изменил этому правилу, и проиграл. Сказывается отстуствие опыта, усмехнулся он мысленно. Это тебе не ковбои, которые в таких играх не то, что собаку, не одну стаю волков скушали. Так что, ограничения свободы будут мягко говоря условными, тем более, что после этого у него вряд ли возникнет идея раскачивать Конфедерацию. Это могло придти в голову одному из хозяев Вейстляндии, но никак не одному из хозяев Конфедерации, которым он в этом случае становился.

Все это было слишком нелогично, чтобы поверить. Поэтому он решил уточнить:

— Ваше Высочество, вы в полной мере понимаете, что вы просите, и готовы взять на себя вытекающие взаимные обязательства?

— Разумеется, вам по-прежнему будет оказываться покровительство императорского дома, которым вы и раньше не были обижены, если Вы об этом, барон.

Вальтер, по-прежнему сомневающийся о чем идет речь, решил проверить все самым радикальным образом. Он хорошо знал ритуал принесения вассальной присяги. Вот сейчас и увидим, подумал он, если принцесса будет озадачена, спишу на красивый жест. Он поднялся с кресла, отстегнул кортик, и преклонив одно колено, протянул его на вытянутых руках.

Похоже, что принцесса была таки в курсе, поскольку она, опять же согласно протоколу, поднялась из кресла и приняла оружие.

— Я, барон фон Келлер, маркграф Бранденбургский, глава рода фон Келлеров, — произнес Вальтер, — клянусь никогда не выступать против принцессы Люсиэль Рубрины или императорского дома Рубреи, принимать их сторону и поддерживать их начинания, в обмен на их дружбу и покровительство.

— Я, принцесса Люсиэль Рубрина, от имени императорского дома Рубреи, принимаю Вашу клятву и обещаю дружбу и покровительство, — ответила она, протянув кортик обратно.

Она и правда имела в виду вассальную присягу, понял Вальтер. Он с поклоном, как полагалось, принял оружие, прицепил его обратно на пояс и поднялся на ноги, все еще пытаясь осознать произошедшее. Занятно, подумал он, а ведь меня просто как маленького ребенка, пожурили, простили и взяли слово больше так не делать. И даже пообещали конфет за хорошее поведение.