Admin - i 1cdedbafc07995a6

-- Как себя чувствуешь?

Женя смотрит на меня настороженно, словно ожидает, когда же я, наконец, оттолкну его и с воплями ужаса брошусь вон из халабуды. Поняв, что делать этого я не собираюсь, осторожно отвечает:

-- Хорошо. Даже очень.

-- Вот как? И ты совсем не помнишь, что было ночью?

-- Почти ничего. Я помню, что говорил с тобой. Кричал и куда-то бегал...

-- Бегал? Ну... можно и так сказать. А как вообще состояние? Что-нибудь болит?

Женя отчаянно мотает головой:

-- Я же говорю, чувствую себя отлично! Ничего не болит, сил хоть отбавляй. А еще я пиздец, ну просто пиздец как хочу жрать!

Немного ошарашенный таким заявлением, я не сразу нахожу что ответить.

-- Ну, пожрать у нас найдется. Но сначала тебе придется выйти отсюда.

-- Ну-у, не хочу, -- в голосе брата капризный ребенок. -- Принеси мне еду сюда!

-- Нет, так не пойдет. Мы же не сможем таскать тебя повсюду в твоей халабуде, как в паланкине.

-- Но свет режет мне глаза, сильно режет! Ничего не вижу, все слезится, двоится. И как-то... шумит.

-- Шумит?

-- Ну, да. В голове. Это, наверное, из-за лекарства?

Возможно. Но я, почему-то, склоняюсь к другой точке зрения. И она вряд ли понравится Жене.

-- Вполне вероятно, -- уклончиво отвечаю я. -- Но тебе надо привыкать к своему новому состоянию. Если не хочешь провести здесь остаток жизни, придется перебороть свою светобоязнь.

С полминуты Женя размышляет над моими словами.

-- Хорошо, Максим. Давай попробуем.

Его лицо вдруг озаряет улыбка:

-- О господи, черт, я так рад, что остался жив! Спасибо тебе! Спасибо! Я перед тобой в долгу!

Его приподнятое настроение делает мое, и без того мрачное, еще мрачнее. Не слишком ли он спешит с благодарностями?

В ответ я только сдержанно киваю:

-- Забей, все нормально. Пошли

09:38

Женя зажмуривается, и я вывожу его из халабуды за ручку, точно маленького. Вано, Арт, Михась и Витос наблюдают за нами у окна, затаив дыхание.

Я поворачиваю Женю лицом к ним.

-- Ладно. Открывай глаза.

Под черной, всклокоченной, точно у отряхнувшегося от воды шпица, шевелюрой вспыхивают два блестящих глаза.

-- Бля! -- Женя прикрывает лицо ладонью и отворачивается. -- Там как будто прожектор!

-- Это всего лишь окно. И дневной свет. Кстати, на улице довольно пасмурно. Что же с тобой будет, когда мы выйдем из помещения.

-- Не знаю. Значит, не выйдем! -- в голос брата опять вернулся капризный ребенок. -- Мне больно! В ушах шумит...

Ловлю на себе встревоженный взгляд Михася. Я знаю, что означает этот взгляд, и мои подозрения только крепнут.

-- Щас, погодите! -- Арт бросается к одной из сумок, принесенных нами из машины.

Покопавшись в ней с минуту, он извлекает солнцезащитные очки с круглыми зеркальными стеклами.

-- На вот, одень, будет полегче.

Он передает очки мне, поглядывая на Женю так, словно даст деру, стоит тому громко пукнуть.

Брат надевает очки и издает возглас облегчения.

-- О-о-о, так гораздо лучше. Спасибо, Арт.

-- Да... не за что, Базилио.

Друзья встречают Женю улыбками и ободряющими подшучиваниями, однако от меня не ускользает тот факт, с какой внутренней, почти неуловимой неприязнью они пожимают его руку. Так в "Филадельфии" Джо Миллер пожимал руку Эндрю Бэкета, узнав, что у того СПИД.

-- Витос, Арт, организуйте на стол, -- говорю я. -- Джону надо подкрепиться. Видите, каким голодными глазами он смотрит на Ваню?

Шутка удалась -- помещение офиса взрывается смехом. Однако шутка несла в себе двоякий смысл, и его разглядели все присутствующие. В адрес брата уже летят недоверчивые взгляды. Пожалуй, впредь стоит следить за языком.

09:45

Мы усаживаем Женю за стол, на который подается быстрый завтрак. Хлеб, колбаса, сыр, шпроты, килька в томате, свежие огурцы и помидоры, на десерт фрукты и плитка шоколада. Из напитков кола и минералка "Нарзан" в стекле.

Женя долго смотрит на еду, шевелит носом, как будто принюхиваясь. Потом набрасывается на колбасу и шпроты, полностью игнорируя хлеб и овощи. Когда я все-таки предлагаю ему закусить огурцом (помидоры он никогда не любил), он сначала отказывается, но потом все-таки предпринимает робкую попытку откусить кусочек. И тут же выплевывает.

-- Фу, бля! Они прокисли, что ли? Такая гадость!

Теперь уже тревожными взглядами обмениваются все, за исключением Жени. Кажется, он совершенно не замечает своего странного поведения.

Когда с мясными и рыбными блюдами покончено, Женя пробует откусить яблоко, но эффект тот же, что и с огурцом. Он выплевывает его, брезгливо фыркая.

-- Фу, да чо вы мне подсовываете! Все попропадало!

-- Попробуй шоколадку, -- вкрадчиво предлагает Михась.

Но меня беспокоят не новые вкусы брата -- здесь уже все понятно -- а то, что за время трапезы он ни разу не прикоснулся к воде. И это Женя -- водохлеб, каких поискать!

Брат поворачивается к Михасю и недоверчиво щурится из-под солнцезащитных линз. Кажется, теперь и до него начинает доходить...

Он разворачивает шоколадку, откусывает от плитки большой кусок и принимается сосредоточенно жевать. Мы все прекрасно видим отвращение, написанное у него на лице, но Женя не обращает на это внимания и продолжает упрямо работать челюстями. Когда шоколад растерт в кашу, он мучительно глотает ее. Я вижу, как прыгает при этом его кадык, как вздуваются вены на горле. Шоколадная масса отправлена в пищевод, и Женя судорожно втягивает в легкие воздух, борясь с пароксизмом тошноты.

-- Ну, как? -- интересуется Михась.

-- Нормально. В горле застряло немного.

-- На, запей, -- я откручиваю крышку у "Нарзана" и протягиваю бутылку брату.

-- Не хочу.

-- Почему?

-- Не люблю "Нарзан".

-- Ну, тогда колы.

-- Отвали.

-- Выпей минералки, -- я подсовываю бутылку ему под нос.

-- Отвали!

-- Ты не можешь пить. У тебя гидрофобия...

-- ОТВАЛИ!!!

Он выхватывает бутылку и швыряет ее в окно. Стекло разбивается, и на Женю (за столом сидел только он) градом сыплются осколки. Один, довольно большой, оставляет глубокий порез на руке. Остальные, поменьше, впиваются в грудь и лицо, превращаясь в маленькие кровавые кляксы.

Все, включая меня, в страхе отпрыгивают в сторону, изумленно таращась на разбитое окно. Повисает пауза.

Потом Женя поворачивает к нам свое окровавленное лицо, и я вижу, что оно искажено ужасом осознания.

-- Пацаны, -- потрясенным полушепотом произносит он, -- что со мной происходит? Я не чувствую боли...

Глава 17

Особое мнение

11:30

Движение порождает жизнь. Жизнь порождает движение.

"Если я остановлюсь -- мы погибли".

Я делаю еще один шаг. Капли крови, стряхнутые с волос его вибрацией, летят в пыль под моими ногами. Пропитанная кровью рубашка липнет к спине.

"Я должен идти, пока есть силы".

Солнце палит нещадно, но я настолько обезвожен, что уже почти не потею. Единственная жидкость, которую я еще способен выделять -- моя собственная плазма. И я истекаю ей, истекаю с головы до ног.