Анастасия Эльберг - Мишень

— Они здесь потому, что твой любимый мужчина натворил кучу глупостей. Он быстр и ловок, но когда-нибудь он попадется, Кларисса. А до него попадешься ты, потому что когда ему нужно будет выбрать между тобой и свободой, он выберет свободу. Принесет тебя в жертву. А ты еще слишком молода для того, чтобы жизнь тебе наскучила. — Я наклонился чуть ниже и добавил, понизив голос: — Ты знаешь, я всегда держу слово. У тебя будет шанс начать все с самого начала. Стать счастливой. Дело за малым, детка. Мне нужна его голова.

Кларисса оттолкнула меня и отошла. Сумочка соскользнула с ее плеча и упала в сугроб.

— Держишь свое слово?! А ты помнишь, что ты обещал мне тогда? Ты сказал, что моя сестра будет жить! Ты убил ее собственными руками — и теперь ты смеешь говорить мне о том, что держишь слово?! И неужели ты хотя бы на минутку, хотя бы на секунду всерьез подумал о том, что я соглашусь? Думаешь, я боюсь смерти?! — Она раскинула руки. — Что ты можешь у меня отнять? Тело? Забирай! Я умру, а ты будешь жить и вспоминать о том, как убил мою сестру. Если мне придется выбрать между смертью и подлостью, я выберу смерть. Давай, убей меня, если хочешь. Но запомни мои слова. Ты — гадкий лжец. Если бы Великая Тьма была справедлива, ты бы не пережил смерти Марты. Хотя… думаю, она справедлива. Ты должен как следует помучиться. Ты заслужил.

— Браво, Кларисса. Чудесный монолог. Ты не пробовала играть в театре? Тебе пошли бы роли, где нужно много плакать. Если речь идет о жизни, то такие можно играть хоть каждый день. А вот смерть — только один раз. Поплакать о бывшем любовнике, но остаться в живых. Подумай. Грех зарывать такой талант в землю.

Она наставила на меня указательный палец и улыбнулась. Эту улыбку можно было охарактеризовать как угодно — но только не как милую и добрую.

— Ведь ты знал, что я тебе отвечу, не так ли, каратель Винсент? Это служители Равновесия могут приходить за своими же братьями и сестрами и изображать палачей. У нас все иначе! Если мы с кем-то, то рядом до конца!

— Вот как. А припоминаешь, сколькие Незнакомцы когда-то отвернулись от Пифона? Припоминаешь, что женщина, остававшаяся с ним до последнего, была карателем, а не Незнакомцем?

— Он тоже оставался рядом с Пифоном! До последнего! Я поступлю так же! Я останусь с ним! Понял?!

Мы в очередной раз переглянулись. Кларисса выглядела изумленной. Она оценивала последние слова. Мне впервые за время этого разговора захотелось искренне улыбнуться.

— Что же, Кларисса. Это твой выбор. Пусть твоей последней ролью будет роль благородной героини, принесшей себя в жертву. Жаль, что мы быстро забываем о жертвах. Наша память коротка…

— Мы закончили.

Она нетерпеливо мотнула головой, давая мне понять, что пора уходить. Я церемонно поклонился на прощание, повернулся к ней спиной и уже сделал несколько шагов, но остановился, вспомнив о незначительной детали — Кларисса так и не подобрала сумочку. Кто бы мог подумать, что это спасет мне жизнь.

Если бы я прошел еще метр-другой, кинжал сидел бы у меня в затылке. Сейчас он просто порезал щеку и вонзился в ствол дерева. Доля секунды мне потребовалась для того, чтобы выхватить свое оружие — я даже предположить не мог, что оно понадобится, так что пришлось прибегнуть к одному из давно не использованных заклинаний боевой магии. Металл оставил в воздухе едва заметный, но четкий и идеально прямой след. Кларисса распахнула глаза — то ли от удивления, то ли от ужаса — и попыталась закрыться ладонью, но, конечно же, безуспешно, и через мгновение обратилась в серебристо-голубую пыль.

Я привычным жестом вытянул руку с раскрытыми пальцами, поймал кинжал и вернул его в ножны. Сердце колотилось как сумасшедшее, щека горела огнем. Я присел на корточки, прислонившись спиной к дереву, и осторожно прикоснулся пальцами к лицу, исследуя рану. Было бы лучше зашить, так быстрее заживет. Глубоко, но не смертельно. Шрама не останется. Да, Кларисса. Я ожидал от тебя чего угодно — но чтобы такие глупости?..

Сумочка Незнакомки была крошечной, но туда каким-то непостижимым образом вместились записная книжка, косметичка, бумажник, визитница, несколько конвертов, частью подписанных и заполненных, частью — чистых и пустых и еще дюжина мелочей. Не нашел я только сотового телефона, который интересовал меня в первую очередь. В карманах одежды, которую я тщательно сложил, его тоже не обнаружилось. Ладно, черт с ним. Потом перерою проклятую сумочку сверху донизу. Не могла же она оставить телефон в поезде? Да, кстати, где ее багаж? Ехала налегке? Короткий деловой визит? Тогда вещи бы не понадобились. Девятичасовой поезд — экспресс… нужно будет проверить маршрут. Я открыл бумажник Клариссы и бегло просмотрел его содержимое. Кредитки, водительские права, пара банкнот, немного мелочи, подарочный сертификат для покупки в магазине косметики. Ни намека на серебристую карточку, которой на здешних вокзалах открывают ячейки для хранения вещей и документов. Загадка. Распечатанных билетов на поезд тоже нигде нет.

Я попытался подняться, но голова кружилась, и пришлось снова устроиться под деревом. Щеку начинало щипать — нехороший признак, нужно уже что-нибудь сделать с этим порезом. Отогнав непонятно откуда взявшуюся здесь кошку, худую и длинную, как велосипед, я порылся в карманах джинсов и достал телефон.

Киллиан ответил почти сразу.

— Боюсь и подумать, — проронил он.

— Не нужно думать. Нужно поговорить. Нам есть, что обсудить.

Киллиан

30 декабря

Треверберг

Клуб надоедливых овец создавать не пришлось хотя бы потому, что все три барышни решили на денек оставить меня в покое. Даже Анна больше не звонила, при этом не устояв перед искушением отправить несколько сообщений различного характера. Я вопреки обычному своему поведению ответил на парочку, втягиваясь в игру. Явно все это не очень хорошо на меня влияло, я слишком много общался с Винсентом, внутри проснулся азарт и интерес: к чему все это в конечном итоге нас приведет? Мне было не только интересно наблюдать за всеми участниками действа, включая самого себя, но и принимать в нем непосредственное участие, что шло вразрез со всеми теми установками, которыми я жил прошлую темную жизнь и часть этой. Возможно, не дай мне Ариман возможность «перезагрузиться», я бы пошел на поводу у Анны, и уже вовсю разгребал бы последствия своего участия в игре, затеянной Винсентом. Но вторая темная жизнь дала еще больше выдержки и несколько другой взгляд на происходящее. На приключения не тянуло.

Что мне было интересно сейчас?

Изменение эмоционального запаха всех, кто свалился в тревербергский котел, и с удовольствием тут варился. Авирона, которая иногда пахла как смертный. Дана, от которой уже не так явно несло безумием, Эмили, постепенно понимающая, что она не ребенок, Анна, чей личный ад чуть было не обернулся адом для всего города. Винсент, чья боль трансформировалась в азарт. Он как ищейка: стоит напасть на след, все остальное уходит на десятый план. Я, постепенно отходящий от привычной невозмутимости и непричастности. Треверберг менял не только людей, по какой-то причине сюда переехавших, он менял и темных существ. Он менял даже нас, хотя, казалось бы, кто как не каратели, должен в наименьшей степени быть подвержен влиянию извне?