Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Вот и все воспоминания, что проснулись во мне при виде Жосса. Все? Я ошибаюсь; цепь воспоминаний бесконечна; только они подобны разбегающимся кругам на воде от брошенного камня, когда последняя рябь уже неуловима и теряется в горизонтах вод.

Себе, Муане и Григоровичу мы предложили пройти эти две версты пешком и скорым шагом, потому что умирали от голода и потому что в надежде на добрый завтрак направлялись постучаться в дружескую дверь. В какую, я сказал - в дверь прекрасной и милейшей мадам Напталь-Арно, которая, на мой взгляд, с таким талантом сыграла столько ролей. Я должен был обедать у этих добрых друзей в предыдущую субботу. Минула целая неделя. Ради меня были развернуты пышные приготовления. Включая фейерверк из двух солнц и трех римских свечей. Но человек предполагает, а бог располагает. Накануне того дня, когда мне предстояло испытать радость встречи с ними, случилось вот что: пароход увез меня от Летнего Сада на Ладогу, и годовщина моего рождения, отпраздновать которую намечалось в 13 верстах от Петербурга, отмечалась между островами Коневец и Валаам.

Наконец, мы оказались перед столь желанной дверью, толкнули ее без доклада, как и принято у настоящих друзей, и увидели мадам Арно с учебником грамматики в руке, устроившей диктант двум своим дочкам. Третья, двух месяцев от роду, прибывшая из Парижа в Петербург, спокойно спала в своей колыбельке, что висела на шее матери, и была совсем не видна в этом теплом укрытии, в котором перенесла бы зиму с 30-гpадусными морозами. Что касается Арно, то он был на охоте, как раз в день ее открытия.

Наше появление и мать, и дети встретили радостными восклицаниями. Затем из уст хозяйки дома последовал вопрос с некоторым террористическим оттенком:

- Вы, случаем, уже не позавтракали?

- Нет, только собираемся завтракать; но мы умираем от голода, - ответил я бесцеремонно, чтобы не оставить выбора мадам Арно.

Позвали кухарку, и состоялся большой совет. Это нелегкая задача - импровизировать завтрак на даче в 13 верстах от Петербурга, чтобы удовлетворить три завидных аппетита, когда все, даже хлеб, нужно просить привезти из столицы. Словом, обнаружилось, что в кладовой есть утка, браконьерски убитая Арно до открытия охотничьего сезона. И более дюжины яиц. Но, предложив нам омлет и сальми [рагу из жареной дичи], чего было недостаточно для трех таких грозных ртов, как наши, она послала за провизией по всем французам колонии, и каждый из них, от имени родины, принял участие в складчине; у нас получился роскошный завтрак.

За столом обсуждали вопрос транспорта, который доставил бы нас в Ропшу. Возможности Кушелевой не отличались разнообразием. Отыскали и заложили один или одну телегу; я не знаю, мужского или женского рода этот экипаж, знаю лишь, что он прочный. Телег или телега, экипаж ожидал нас у дверей. Нам предстояло проделать в нем 60 верст, туда и обратно. Мадам Арно приготовила для нас три одеяла, вместо зонтов, на тот случай, если большая черная туча, что двигалась над нами, вздумает лопнуть. Потом дала дружеский совет потуже затянуть животы с помощью пряжек наших штанов или поясов. До завтрака подобный совет ужаснул бы нас, но, после завтрака, Муане и я - мы храбро спросили:

- Чего ради затягивать животы?

Мадам Арно объяснила. Совет был продиктован заботой о наших внутренностях, которые могли во время тележной тряски прийти в полный беспорядок; при этом способе передвижения бедные внутренности вне опасности только тогда, если их поддерживать. В России для пассажиров, которые ездят в телегах, делают пояса.

Телега - в основном торговый экипаж. Представьте себе небольшую низкую тележку корытообразной формы на четырех колесах, насаженных на оси, без рессор, оснащенную двумя поперечными досками для сидения. Запрягите в эту штуковину, являющую собой, должно быть, старинный пыточный инструмент времен Ивана Грозного, трех крепких, приземистых курляндских лошадок, средняя из которых идет рысью, а боковые скачут, касаясь брюхом земли, без покрика тех, кого везут; вообразите, что экипажем правит мужик-финн, глухой к любому языку, даже к русскому, и думает, что кричат «Pachol – П о ш е л !», когда ему кричат «Sto; – С т о й !», и вы постигнете идею смерча, вихря, бури, грома, что должна овладеть вами при упоминании о телеге, несущейся из владений Кушелевой в Ропшy по дороге, где не сочли нужным убрать камни и засыпать выбоины.

Не считаясь с нашим живописанием, Муане потребовал, чтобы я сидел позади, потому что замыслил дополнить слова рисунком.

Мы прибыли в Ропшу разбитые, усталые, подавленные; что касается лошадей, то ни один волос на них не был даже влажным. Милостивая судьба распорядилась так, что утром на вокзале в Петергофе мы встретили генерала - графа Т... Он искал меня и, к великому моему удивлению, первым взял меня на абордаж. Это было старинное знакомство, о котором я позабыл. Он мне напомнил, что лет 25 назад мы обедали вместе с герцогом Фитц-Джеймсом, графом Орсельским и Орасом Верне у прекрасной мадам Россини. С минуты, когда он все хорошенько напомнил, я уже был далек от того, чтобы это забыть. С известной русской любезностью, в чем до настоящего времени мы никогда не испытывали недостатка, генерал предоставил себя в наше распоряжение.

Мы сказали ему, что едем в Ропшу, И он понял, зачем, понял, что мы хотим посмотреть замок.

- У вас есть билет? - спросил он.

Билета не было. Я вырвал страницу из своего альбома, и несколько строк, подписанных графом, обеспечили нам потом должный прием управляющего замком.

Дорога на Ропшу ровная, как любая дорога Севера России, но довольно лесистая. Небольшая река, которая змеится как Меодра, и которую мы пересекли раз тридцать, изобилует превосходной форелью. Поэтому в Петербурге, когда официант предлагает вам форель, он не преминет заметить: «Форель из Ропши». У князя Барятинского был слуга, не упускающий случая это сказать. Перед привычкой, что у него укоренилась, пропадали 800 – 900 лье, отделяющие Тифлис от Ропши, и он полагал, что обесчестит хозяина, если форель, подаваемая им у подножия Казбека, не будет объявлена под сакраментальным титулом: Ф о р е л ь и з Р о п ш и.

Между местами и событиями, что там совершились, всегда напрашиваются аналогии. Я представлял себе Ропшу старым и мрачным замком времен Владимира Великого или, по крайней мере, - Бориса Годунова. Ничуть ни бывало, Ропша - сооружение в стиле прошлого века, окруженное прелестным английским парком, затененное великолепными деревьями; есть большие проточные пруды, где держат сотни форелей для императорских застолий в Петербурге. А у замка разобрали кровлю, и целый полк рабочих покрывал его стены - ни много ни мало - персидской бумагой, какой покрыты стены шале де Монморанси. Это здесь, в одной или двух угловых комнатах в ночь с 19 на 20 июля произошла ужасная драма, о которой мы пытались рассказать.