Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Передохнем немного в т е п л о м г о р о д е, названном так, благодаря его серным баням. Покажемся в окне нашего друга - барона Тиссо, консула Франции и посмотрим шествие Европы в Индию, а Индии в Европу. Мы - на их пути, в столице Грузии, в резиденции королей Картли. В XII веке Чингисхан, в 1576 году Мустафа-паша ее взяли и разгромили. Две сотни лет спустя ее разрушил Ага-Мохаммед-хан; наконец, русские ее взяли в 1801 году и отстроили. Сегодня это великолепный город с 60 тысячами жителей, двумя архиепископствами – грузинским и армянским, прекрасным кафедральным собором, казармами и базарами.

Мы у подножья Кавказа, и нам предстоит пройти перед скалой, где был прикован Прометей, и посетить лагерь Шамиля - другого титана, который так же, как отлученный от церкви Иов боролся в своем бурге против императоров Германии, борется в своих горах против царей России. Знает ли наше имя Шамиль, и позволит ли нам переночевать под пологом своего шатра? Почему бы нет? Бандиты Сьерры хорошо знали мое имя и легко позволили нам провести три ночи в своих шалашах.

Нанеся этот визит, спустимся в долины Ставрополья; оставим справа калмыков-татар, слева - черноморских казаков; задержимся в Ростове, на Азовском море, древних Palus M;otides (лат.) – Проточных болотах; сядем на барку и отправимся с визитом в Таганрог, где Александр умер от раскаяния, может быть, от угрызений совести; в Керчь, древний Пантикапей милетцев, где покончил с собой Митридат, преследуемый римлянами; там снова сядем на пароход, который предоставит нам два дня в Севастополе, вновь возьмет на борт, чтобы препроводить в Одессу, и высадит нас не дальше Галаца.

Тогда я окажусь во владениях моих старинных друзей, господарей Ясс и Бухареста – Стурдца и Гика; будучи проездом, пожму руку современному каим-макaму, которого я знал ребенком, но уже с титулом князя Самосского; так я увижу, всегда ли воюют Землин и Белград; я поднимусь до Вены; осмотрю там Шёнбрунн, дворец-усыпальницу; Ваграм, равнину с жуткими сувенирами; остров Лобау, где Наполеон получил от реки, которую, как Ксеркс, хотел посадить на цепь, первое предостережение судьбы.

Вена, это – Париж, через три дня я буду среди вас и скажу вам, дорогие читатели:

- За два месяца я проделал путь в три тысячи лье; узнаете меня? Вот он я.

На этот раз не станут говорить, что я не ездил; когда эти строки поступят в типографию, я буду уже два дня в дороге.

Примечания:

Мёсьё – господин, мессьё – господа

Пестум – древний город на юго-западном побережье Италии (провинция Кампания – древнегреческая Посейдония)

Клодия – жена Квинта Метелла Целлера, предположительно воспетая под именем Лесбии

Мазлинус Ц е л л е р (лат.) или Мазлин л е Р а п и д (фр.) – Мазлин Б ы с т р ы й

Елагинские острова – точнее, Елагин остров

Великий князь Иоанн III Грозный – в разное время взял под стражу своего внука Димитрия и брата Андрея, оба умерли в заключении: брат в 1493, внук в 1509 году; не путать с Иоанном IV Грозным

«Спустимся вниз по течению Москвы-реки» - следует читать: «Поднимемся вверх по течению Москвы-реки»

Сура – правый приток Волги, Уфа – приток Белой, Белая – приток Камы, впадающей в Волгу

«…поплывем Кавказом до Тифлиса» - автор предполагал от Астрахани добраться до Тифлиса по Каспийскому морю, вдоль Кавказского побережья, и по кавказской реке Куре

Каим-макам – турецкий наместник, но термин арабский

Милет – ионический город на карийском побережье, крупный торговый и промышленный центр древности

Галац – румынсий город у слияия Сирета и Прута с Дунаем.

Пролог

Прежде чем отправиться в путь, следовало бы познакомить вас с нашими компаньонами по путешествию.

Если в течение последних двух месяцев вы проходили случайно между полуночью и четырьмя часами утра по площади Пале-Руаяль, то вы должны были видеть нечто такое, что повергало в изумление кучеров фиакров и подметал, единственных человеческих существ, которые имели право бодрствовать в такие часы. Это – весь второй этаж отеля Т р е х И м п е р а т о р о в с балконом сплошь в розовых кустах, камелиях, рододендронах и азалиях, освещенных a giorno (итал.) – как днем и оставляющих незагороженными для притока воздуха и ночной прохлады четыре настежь распахнутые окна, словно Сивори не играл свои очаровательные этюды на скрипке или Ашер - дивные мелодии на пиано. В этом салоне, а сквозь открытые окна и распустившиеся цветы с улицы видна дюжина мужчин, которые беседуют, прохаживаются и жестикулируют, говорят об искусстве, литературе, политике, о том - о сем, обо всем за исключением кошелька и биржевой игры; говорун, заметим, - явление более редкое, чем принято считать, его нигде не встретишь кроме как во Франции, и даже во Франции, чего я очень боюсь, он начинает исчезать из-за сигары и ухода от дружеских ужинов.

Время от времени молодая женщина 23-24 лет, стройная, как англичанка, грациозная как парижанка, ленивая как азиатка поднимается с софы, где она возлежит, нехотя берет за руку того, кто ближе, и равнодушно тянет его к балкону, где и появляется, утопая по пояс в цветах. Там она дышит, рассеянно созерцает небо, роняет несколько слов, которые кажутся словами эльфов и виллисов, говорит, будто из другого, не нашего мира и вскоре возвращается в салон, чтобы снова принять свою полувосточную-полуевропейскую позу. Правда, если раздается звонкая полька, мазурка, небрежное дитя Севера выпрямляется, оживает и, скачущая проворно и легко как дочь Севильи или Кадиса, останавливается тогда лишь, когда музыка обрывается, когда оркестр замолкает. В эти возвышенные минуты, которые, видимо, вовсе не являются составной частью ее обычной жизни, ее лицо преображается, как меняются и ее повадки: бархатный глаз, обыкновенно скорее томный, чем живой, обведенный коричневой краской, что можно принять за след самой тонкой арабской кисточки, излучает огонь черного диаманта; его цвет, ровный как лепесток камелии, обнаруживает карминный блеск, отчего бледнеют розы, аромат которых она вдыхает; ее нос, предельно изящный, расширяется; ее губа приподнимается и открывает маленькие белые зубки, что кажутся предназначенными больше для угрозы, чем для поцелуя.

Почти всегда в лозах, что она обесценивает с момента, когда встает со своей оттоманки, она находит способ пройти очень близко к молодому человеку 25-26 лет, обычного роста, крайне худого, с бледным лицом и глазами со странным блеском, которые, если останавливаются на чем-то, то чаруют как глаза Манфреда или лорда Русвена [Ruthwen]; с хрупкой прозрачной рукой, обремененной кольцом и, как водится, у аристократических поколений, с худыми тонкими ногами. Проходя, она наклоняет к нему лоб или протягивает ему руку, и он с улыбкой, вторично обдающей его бледностью, нежно касается губами этого лба или руки.