Неизв. - Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Бенингсен и Зубов ворвались в спальню, и Зубов пошел прямо к кровати, но видя ее пустой:

- Все пропало!.. - вскрикнул он. - Он от нас сбежал.

- Heт! - сказал Бенингсен. - Вот он.

- Пален! - закричал император, когда его обнаружили. - На помощь ко мне, Пален!

- Sire, - сказал тогда Бенингсен, шагнув к Павлу и салютуя ему шпагой, - напрасно вы зовете Палена: Пален - наш. Впрочем, ваша жизнь не подвергается ни малейшему риску; вы только арестованы именем императора Александра.

- Кто вы? - спросил император, так трясясь, что в дрожащем и бледном свете его ночной лампы не узнавал тех, с кем говорил.

- Кто мы? - откликнулся Зубов, предъявляя акт об отречении от престола. - Мы посланы сенатом. Возьми этот документ, читай и сам произнеси, какую выбираешь участь.

После этого Зубов подает ему документ одной рукой, тогда как другой переносит лампу на угол камина, чтобы император мог читать представленный акт. Павел, и правда, берет бумагу и пробегает ее глазами. Где-то на трети текста прерывает чтение и, подняв голову и глядя на заговорщиков:

- Но что я вам сделал? Великий боже! - кричит он. – За что вы так изводите меня?

- Уже четыре года, как вы нас тираните! – выкрикивает голос в ответ.

И император принимается читать дальше. Но, по мере того, как он углубляется в документ, накапливается возмущение: его ранят выражения - чем дальше, тем более оскорбительные; достоинство уступает место гневу; он забывает, что один, неодет, без оружия и окружен людьми в шляпах на головах и с обнаженными шпагами; он с силой комкает акт об отречении от престола и бросает его себе под ноги:

- Никогда! - говорит он. - Лучше смерть!

С этими словами он делает движение, чтобы завладеть своей шпагой, что на кресле, в нескольких шагах от него. Но тут появилась вторая группа; по большей части она состояла из разжалованных или отстраненных от службы молодых дворян, среди которых находился один из главарей - князь Татетсвилл, поклявшийся отомстить за такое оскорбление. Так вот, едва ступив сюда, он бросается на императора, грудь к груди, борется, падает с ним на пол, заодно опрокидывая лампу и ширму. Император страшно кричит, потому что, падая, он ударился головой об угол камина и получил глубокую рану. Трясясь от страха, что этот крик может быть услышан, Сартаринов, князь Веренской и Серятин бросаются на Павла. Император поднимается в какой-то момент и снова падает. Все это происходит ночью, наполненной стонами и криками - то пронзительными, то глухими. Наконец, император отрывает руку, которая ему сжимает рот.

- Мессье, - кричит он по-французски, - мессье, пощадите, дайте мне помолиться бо…

Последнее слово задушено; один из нападающих распутал son ;charpe - свою перевязь [размотал свой шарф] и пропустил ее вокруг корпуса жертвы; набрасывать удавку на шею опасаются, ибо тело будет выставлено, и нужно, чтобы смерть выглядела естественной. После этого, стоны переходят в хрип; вскоре и хрип прекращается, следует несколько конвульсивных недолгих движений, и, когда Бенингсен входит со светильниками, император уже мертв. Тогда лишь замечают рану на щеке; но это неважно: с ним случился апоплексический удар, и ничего удивительного, что падая, он, возможно, ударился головой о мебель и, возможно, таким образом, поранился.

В тишине, что воцаряется вслед за преступлением, и тогда как при светильниках, что приносит Бенингсен, рассматривают неподвижное тело, за дверью, ведущей к императрице, раздается шум; это императрица, которая услышала сдавленные крики, глухие и угрожающие голоса и прибежала.

Заговорщики сначала пугаются, но узнают ее голос и успокаиваются; впрочем, дверь, закрытая для Павла, закрыта и для нее; значит, они располагают временем закончить то, что начали, и ничто не отвлечет их от дела.

Бенингсен приподнимает голову императора, и, видя, что тот без движения, велит перенести его на постель. Лишь после этого, входит Пален со шпагой в руке, потому что, верный своей двойной игре, он ждал, когда все будет кончено, чтобы присоединиться к заговорщикам. При виде своего суверена, на лицо которого Бенингсен набросил плед для ног, он останавливается в дверях, бледнеет и, прислоняясь к стене, возвращает шпагу к своему поясу.

- Пойдемте, мессье, - говорит Бенингсен, вовлеченный в заговор одним из последних и единственный, кто в течение этого фатального вечера сохранил свое неизменное хладнокровие; пора готовиться к присяге на верность новому императору.

- Да, да! - беспорядочно раздаются голоса мужей, которых подмывает вырваться из спальни с большей поспешностью, чем та, с какой они стремились сюда попасть. - Да, да! Идемте готовить почести императору. Да здравствует Александр!

Тем временем, императрица Мария, видя, что не может войти через дверь, связывающую покои супругов, и слыша непрекращающийся шум, выбирает кружной путь по апартаментам, но в промежуточном салоне встречает Петровского, лейтенанта стражи от Семеновского полка, с 30-ю людьми, что в его подчинении. Верный предписанию, Петровский перекрывает проход.

- Извините, мадам, - говорит он, склоняясь перед нею, но вы не можете идти дальше.

- Вы совсем не узнаете меня? - спрашивает императрица.

- Как же, мадам! Я знаю, что имею часть говорить с вашим величеством, но именно вы, ваше величество, пройти не должны.

- Кто вам дал такое предписание?

- Мой полковник.

- Посмотрим, - говорит императрица, - осмелитесь ли вы его исполнить.

И она идет на солдат.

Но солдаты скрещивают ружья и преграждают ей путь. В этот момент заговорщики шумно вываливают из спальни Павла, выкрикивая:

- Да здравствует Александр!

Во главе них Бенингсен; он идет в сторону императрицы; она узнает его и, окликая по имени, умоляет его позволить ей пройти.

- Мадам, - отвечает он ей, - теперь все кончено; вы напрасно рисковали бы жизнью, дни Павла пресеклись.

При этих словах императрица вскрикивает и падает в кресло; две великие княжны, Мария и Кристина, которые проснулись от шума и прибежали сюда, опускаются на колени по обе стороны кресла. Чувствуя, что теряет сознание, императрица просит воды. Солдат приносит ее в стакане; великая княжна Мария колеблется, передать ли его матери, из боязни, что вода может быть отравлена. Солдат угадывает ее опасения, отпивает половину и, протягивая стакан с остатком воды великой княжне:

- Вот видите, - говорит он, - ее величество может выпить без опаски.

Бенингсен поручает императрицу заботам ее дочерей и спускается к царевичу. Его апартаменты расположены под апартаментами Павла; он слышал все: крики, падение, стоны и хрип; в то время он пытался выйти, чтобы броситься на помощь отцу, но стража, что Пален поставил у его двери, втолкнула его обратно в спальню; продуманные меры предосторожности: он - пленник, и ничему не может помешать.