Шевцов Алексеевич - Алекс старший

Задыхаясь и сглатывая, она заговорила тихим голосом, словно сама с собой.

- Я знала что ты изменишься. Чувствовала. Это не могло не случится! Слишком похожи! Во всем. Только не могла понять когда.

Она как сомнамбула начав говорить медленно пошла ко мне. А ее глаза бегали по моему телу.

- Вот в чем дело. Ты, наконец, стал его полной копией. Во всем!

Присев на бортик, ванны, кончиками пальцев пробежала по лицу, груди. От ее касаний меня словно било током.

Рука опустилась и хулиган вздернулся, почувствовав касание ее похолодевших пальцев. А меня обдала еще более сильная смешанная волна удивления, страха и вожделения. Именно дикого, какого-то первобытного или животного вожделения смешанного с такой же чистой и сильной любовью и страхом.

В каждом из нас есть особые чувства к людям которых мы любим. В изученных материалах по психологии разных авторов постоянно отмечалось. В отношении матери к ребенку всегда существует заложенная генетически сильная устойчивая психологическая связь. Она, словно он находится еще в утробе, постоянно ощущает его частью себя. То есть у любой психологически здоровой матери самой природой заложена предрасположена к инцесту. Особенно это проявляется в случаях, когда ребенок становится смыслом их жизни. И выражается в самых разных формах на которые влияет воспитание и быт. Особенно остро, когда ребенок начинает отдаляться. Учитывая более сильно развитую чем у мужчин, чувственную и психологическую сферу, мать движимая и снедаемая своей бесконечной заботой и любовью начинает испытывать от этого сильнейший психологический дискомфорт и мучения. Ребенок испытывает это редко, но иногда, не менее остро.

Я был застигнут врасплох и сокрушен, до такой степени, что сначала замер. В голове как при сильном давлении бухал пульс, горло пересохло. Сделав над собой чудовищное усилие, так, что в глазах потемнело, словно начал терять сознание. Попытался заслониться и отстраниться от ее чувств. И это слава богам удалось.

Находясь на пике возбуждения в какой то незримой доле до эякуляции, чудовищным усилием удерживаясь от нее вылез из ванны. Ибо если она так продолжит, может чети что выйти. Находясь на взводе от идущих от нее эмоций. Стал лихорадочно соображать что сделать.

Грубо выгнать ее, или отхлестать по щекам, мне не позволяло воспитание, боязнь обидеть. То, что она была сейчас явно невменяема, не вызывало сомнений. У матери, был явный психологический срыв. Воя в душе, я держа ее за руки метался взглядом по комнате.

Надо было сделать нечто. Я наскоро, одной рукой обтерся. Благо при моей стрижке это дело секунд и держа за руки и плечи повел в ее комнату. Там мама держала аптечку и я знал что в ней есть сильный стабилизатор. Бежать за своей не было времени и не мог я ее такую оставить одну.

Мать к счастью будто погрузилась в себя терзаемая своими чувствами, и позволила вывести себя из ванны. Но едва я довел ее до кровати, чтобы уложить, неожиданно опять, будто взорвалась. Не знаю, что ее так возбудило, толи вид кровати толи какие-то терзавшие ее мысли. Она резко повернулась и вырвав руки, сильно прижала меня к себе. Сделав этим все, гораздо хуже. И дело было не только в том, что меня опять захлестнула волна ее чувств.

Я говорил, что она высокая женщина. Так вот хулиган при этом движении как обычно живущий и поступающий сам по себе, попал точно между ее ног. Кроме жара ее тела и громкого заполошного биения ее сердца, я ощутил им, насколько она горяча и влажна снизу.

С трудом начавший восстанавливать свою защиту, я был отвлечен хлынувшими от этого аналогичными воспоминаниями. Моментально вызвавшими ответную реакцию. Он вздулся и забугрился жилами как в момент преддверия пика сладострастия, что в прочем, почти инстинктивно испытал от этого.

Эмоции матери потоком хлынули в брешь пробитую этим в моей защите. Которую я с таким трудом возвел и удерживал. И с удвоенной силой от близости ее горячего тела захлестнули меня, оглушив своей силой. Ибо мать, также почувствовав его буквально взорвалась ими. Как от удара, я уже не осознанно, а инстинктивно дернулся назад. Она же, в попытке удержать, рванула меня на себя. С той жесткой непреодолимой силой, что свойственна людям находящимся в состоянии аффекта.

От этого, оба потеряв равновесие, мы рухнули на кровать. Женщины в состоянии такого возбуждения не контролируют себя, а тут еще срыв. Более того, шокированный внезапной вспышкой ее чувств, я был в психологическом ступоре. И Мама, на которую я упал, не дала мне шанса опомниться. С быстротой и силой обезумевшего человека, одной рукой охватив за шею притянула к себе, другой нашарив вставила хулигана в себя. Тут же начав импульсивные быстрые фрикции бессвязно и так же быстро что-то говоря. С ростом и так не малого возбуждения, еще крепче притянула прижав мою голов к груди. Двигаясь резкими рывками, вгоняла и вгоняла хулигана в себя все глубже и быстрее. Я утопая лицом между ее уплотнившихся грудей и задыхаясь. Только через несколько секунд или минут бешено быстрых фрикций, через жаркую рваную пелену бури чувств стал различать ее жаркий шепот в такт рывкам тела.

- Давай! Давай! Еще! Давай! Давай! Быстрей!

Приходя в себя, попытался вырваться, приподняться и что-то сказать. Но она с небывалой силой сжимая меня, с нечеловеческой страстью и экспансией и в то же время мукой и бесконечной любовью закричала.

- Молчи! Давай же быстрее!

Выплеснув с этим криком еще сильнее то, что в ней бушевало. И это оно с такой силой хлестнуло по слабым крупинкам моего сознания пытающегося бороться, что моментально выжгло их своей страстью. И там, остался только зверь. Лишь он мог соперничать с такой страстью и силой. И он разбуженный ей, вырвался наружу.

Теперь и я сам с той же бешеной частотой совершал возвратно поступательные движения. Наверно, со стороны, наше соитие скорее стало похоже на крупную быструю дрожь при конвульсиях. Кто тут кого принуждал и насиловал, было уже сказать трудно, ибо я не мог себя контролировать. Я себя не помнил.

Вместо моего я, был Зверь. Зверь живущий где-то глубоко во мне и подчиняющийся только инстинктами и желанию. Когда я вызывал его сам, мог контролировать или ограничивать. Но сейчас, разбуженный и оставшийся один, спасая мой разум, он не давал ему проснуться.

Очнулся мой разум, только когда я наполнил ее своим семенем. Насытившись, зверь немного отступил.

Но не ушел, ибо еще сильна была волна инспирированного ее чувствами и этим соитием, поднявшегося во мне желания. Что есть мой зверь? Инстинкт, память предка, сумасшествие?

Мама, едва я кончил и замер начав приходить в себя, рванула меня вниз, и буквально бросив на кровать оседлала. Смазав текущим из себя хулигана, что более походило на сильную и страстную мастурбацию, вставила в свою попу.