Admin - i 6628ba21ca3da5b2

- Я понимаю.

- Мы предпочитаем тихую, если так можно выразиться, - камерную, э-э-э, церемонию. Конечно, зрители будут, однако весьма малочисленны, из самых доверенных, заслуживших, э-э-э, право находиться на, э-э-э, событии.

- Способ?

- Если нельзя э-э-э, свинец, нет, нет, я понимаю, то мы полностью полагаемся на ваш опыт и, э-э-э, демократические основы в данном вопросе. Главное, чтобы он поменьше, э-э-э, говорил.

- Смертельная инъекция.

- Ну, я...

- Пуля в голову, удушение, нож в сердце...

- Что вы, Янцзынь вполне цивилизованная планета! Инъекции будет вполне достаточно.

- Это был мой брат, понимаешь, брат!

Высший Слуга вышел из-за стола, Высший Слуга выпрямился во весь рост, Высший Слуга сжал кулаки и тяжело дышал.

- Мои соболезнования.

- Засунь знаешь куда свои соболезнования! Это ведь ты его приговорил, ты! Приговорил и убил!

- Он был виновен.

- Он хотел лучшей жизни! Нам, всем нам! Чтобы люди не боялись выходить на улицу! Говорить, что думают!

- И как?

- Что как?

- Не боятся?

- При чем здесь... это был ты, ты и она! Как ты вообще можешь жить, говорить, в глаза смотреть, после такого?

- А ты?

- Что я?

- Императрицу не берем во внимание. Скольких людей, сколько жизней вы уже отняли во имя лучшей, естественно, лучшей, какой же еще жизни?

- Причем здесь... это, это другое!

- Ошибаешься, то же самое. Жизнь есть жизнь, смерть - смерть, а убийство остается убийством, во имя чего его бы не совершали.

- Но он никого не убил!

- По чистой случайности, и очень жалел об этом, и убил бы, выпади такая возможность!

- Он был мой брат!

- Он был убийца. Он был виновен!

- Он был мой брат...

- Не вини топор, который опускается на голову, не вини пулю, вылетающую из ствола, вини руку, которая сжимает древко и нажимает на курок.

- Твоя рука.

- Ты понял, о чем я.

- Как бы то ни было, она - виновна и она понесет заслуженное наказание!

- Как вы хотите, чтобы она...

- Она умрет так же, как умер мой брат!

- Выходит - смертельная инъекция.

- Он умер от... скажи, он сильно... мучился?

- Нет, но все равно умер.

- Значит - инъекция. Только я хочу, чтобы она...

- Я палач, а не садист.

- Вот как, тогда - проваливай! Новый Янцзынь не нуждается в услугах палачей!

- Вырастите собственных? - я не смог сдержать иронии.

- Вырастим! - а он ее не услышал.

- Это не мое дело, но распространиться слух, что палач уехал, не выполнив своей работы. Вывод только один - он оправдал жертву, а значит...

- Будет суд, да, суд - общественный, справедливый суд с обвинителем и адвокатом, мы... - он осекся, этот мужчина, одержимый жаждой мести. Видимо, он тоже знал о военных базах на юге, о сторонниках Императрицы...

- Пусть будет инъекция.

- Воля заказчика для палача - закон.

Серые плиты посадочной полосы. Серый бетон зданий и серая одежда провожающего, сливается с лицом... красным.

Холодно.

Хотя от холода положено синеть.

- Слуга Палач, м-м, э-э, всего хорошего.

- И вам.

Что-то мне подсказывало, как и тогда - три года назад - на Янцзыне я не в последний раз. Далеко не в последний.

***

ДНЕВНИК ПАЛАЧА

"Соскучился, или влюбился", - кажется, такой фразой майор Зайкин встретил меня в третий раз. Тон был недовольный, однако телепата не обманешь. Полицейский был не то, чтобы рад, но и не настолько раздражен, как пытался показать.

"Нужна помощь", - кажется, ответил я.

- Кто бы сомневался!

Делом двадцатилетней давности - интересующим меня делом - Зайкин смог заняться только ближе к обеду. И все это время, я просидел в участке, под кабинетом майора - живым напоминанием.

- Ну, пошли, - наконец, пригласил меня Зайкин.

В кабинете он сразу указал на экран терминала.

- Гляди, читай.

С фотографий на меня смотрело уже знакомое лицо академика Штирнера. Вот предыстория, вот его арестовывают, а вот и вынесение приговора. И Нелин здесь - юноша, почти мальчик, но уже тогда опытный палач. Мы рано взрослеем - окружение помогает.

- Вообще-то посторонним запрещено, без должного на то разрешения, предоставлять доступ к делам. Но здесь... двадцать лет прошло, чего уж там, - майор мерил шагами собственный кабинет, пока я комфортно расположился за его столом.

Последняя дата - приговор приведен в исполнение. И все.

- А установка! - воскликнул я.

- Какая установка? - встрепенулся полицейский.

- Установка, была у академика - его открытие. Осталась в лаборатории.

- Тебе зачем?

- Надо!

Полицейский вздохнул.

- Чует моя задница, а она ошибается редко, накличешь ты на... словом - неприятности. Подвинься!

Я послушно посунулся, а Зайкин принялся колдовать с материалами дела.

- Так, а тут что?.. Вот! Здесь сказано - лаборатория Штирнера находилась по адресу: "Батюка 36", да только она сгорела. Почти сразу, после казни. Сейчас там фитнес-клуб. Ни о какой установке, ни слова.

Я вздохнул. Круг замкнулся. Я там же, где был в начале расследования. Хотя, какое расследование, кто-то спас меня. Радоваться надо, а не вздыхать!

- Расскажешь, в чем дело? - спросил Зайкин.

- Не важно. Уже не важно.

И так ли важна личность этого "кто-то". Возможно, вполне возможно, доброжелатель из прошлого. Даже у палача бывают дела, после которых остаются благодарные "клиенты".

***

Комитет - центральный орган исполнительной власти, ведающий управлением в отдельной сфере деятельности государства или в отдельной отрасли хозяйства. Как правило, названия Комитетов отражают курируемые ими отрасли: Комитет по внутренним делам, Комитет финансов, Комитет просвещения, Комитет юстиции, Комитет по инопланетянам и т.д.

В свою очередь, Комитеты состоят из Подкомитетов, каждый из которых узкоспециализирован и занимается исключительно своим участком. Так, например, в состав Комитета просвещения, входят Подкомитеты образования, науки, библиотечного дела, книгоиздательства, музеев, театра, кино, охраны памятников, творческих объединений, межпланетных культурных связей, фестивалей и др.

На каждой планете, в соответствии с принципом самоопределения, могут существовать свои Комитеты, однако подчиняющиеся Центральному Комитету Адониса.

Ночь в музее.

Приглушенное освещение расчеркивает штрихами светотени экспонаты; ушли монотонная дробь голосов экскурсоводов, однообразновосхищенные цоканья паломников, раздражающий гомон вездесущей ребятни. Ты и экспонаты. Ты и древность. Ты и история. Один на один. В отличие от сухих строк учебников, здесь эту историю можно потрогать руками, даже присесть, ощутив собственным задом шероховатость былых времен.

За этим столом, на этих стульях когда-то сидели люди, или не люди. Смеялись, ругались, радовались, грустили, мечтали. Об глиняное дно этих тарелок когда-то весело стучали ложки, и голодная ребятня с аппетитом выскребала остатки вкусной каши. Или наоборот - кривилась: "Снова эта каша!"