Алексей Цветков - Король утопленников

1 Кто такой «я»? Люблю смотреть между вагонными половинами. В метро. Там стальная линия с тремя болтами держит толстую пленку на полу. И вдруг я вижу, что шляпка одного из болтов закрыта десятикопеечником. Он ее закрывает один в один. Такой случайности не может произойти, но это есть. Монета лежит на шляпке болта у всех под ногами и точно, до миллиметра, с ней совпадает. И это рифма, это поэзия, это доказательство бытия божьего, которого мне хватит до конца дней. Она не может быть такого же размера. Она не может лечь так точно. Она не может оставаться там. Но я это вижу. Должен ли я тут объяснять связь между логикой капитала и персональной религиозностью, их общие причины? Выходя из вагона, поймал себя на мысли — когда меня похоронят, я буду лежать много выше и ближе к небу, чем иду сейчас, в этой остроумной одежде, сделанной сразу с готовыми грязными пятнами.

2 Временно неизвестный художник знал, как отменить конец света. Вручную. Ну, то есть как от него застраховаться. Коллективно. Мы откуда про конец света знаем? Из Писания. И сказано в Писании: «День и час тот неведомы никому». Нет ничего проще. Делаем сайт, на котором во весь экран написана одна фраза:

«Я ЗНАЮ ДЕНЬ И ЧАС КОНЦА СВЕТА, ЭТО: » и ниже окошечко со всеми возможными часами и днями на миллион лет вперед. И каждый, кто на сайт заходит, выбирает себе незанятый день и час и подписывается в окошечке. Типа, Сидор Карпыч знает, что конец света наступит 30.04.2010 в 12:00, а Ольга Ильинична знает, что он наступит 30.04.2010 в 13:00 — и так далее по циферблату и календарю. Сколько человек зайдет и сыграет в эту игру, настолько часов и будет отменен христианский Апокалипсис. Позже художник по минутам решил разбить для точности. Людям это понравилось, в игру включились миллионы «откладывателей». Правила такие: два раза нельзя, т. е. две даты нельзя от себя вбивать, никто не может знать две даты конца света, это уже какое-то «или» получается, а «или» в вопросах веры исключено. Если мы включим миллиард человек, то гарантированно отложим конец света сами посчитайте на сколько! Ну и сайт создали сверхмодный, реклама на котором стоит... сами понимаете. Ведь не допустит же Господь, чтобы Сидор Карпыч неправильно назвал дату, «не ведал», как и положено человеку, а Ольга Ильинична возьми да и попади пальцем в небо, «ведала», получается, вопреки Святому Писанию. Такого не может быть. Неравенство такого уровня невозможно. Так что договориться с Богом в нашу пользу, используя заданные им же правила, вполне в наших силах. Постепенно это должно стать ритуалом, вроде инициации. Каждый ребенок, достигнув совершеннолетия, заходит на сайт и еще на час, ну или на минуту, если он скромный, откладывает судный день. Конечно, можно спекулятивно подойти и условно, раздобыть базу данных, какие вообще в мире люди живут, и к каждому прилепить дату конца, чтобы залить сразу на века вперед. Но это будет ложь, люди же не будут знать об этом, получится, что их использовали втемную, от их имени чего-то там нарешали. Такое не сработает. Нужна добровольность. И за это нельзя платить деньги, ведь оплаченная отмена не считается состоявшейся. Есть работа, которая исключает оплату.

3 Но что такое деньги? Будущих банковских девушек учат наощупь, без аппарата, определять в пачке настоящих поддельную купюру. Рассматривать доллары сквозь бдительную линзу.

«Под увеличительным стеклом президент Франклин должен вам подмигивать», — говорит препод.

Еще не банковские девушки сначала дружно наводят на Франклина, а потом начинают смеяться так же дружно и даже, сами вместо Франклина, подмигивают преподу. В этот момент они чувствуют радостное единство со всеми теми девушками, которые уже смеялись над этой шуткой и которые уже работают в банке, ведь их таких тысячи. Дальше рассказывают по очереди, у кого какие истории уже были с ненастоящими деньгами. Одной дали сдачу на рынке в Стамбуле такой купюрой. Попросила сама сдачу в долларах, которыми и платила.

— И что ты сделала? — спросил препод

— Да ничего, в Москве знаю место, где не проверяют, там и разменяла.

К другой пришел обманщик в магазин и дал сразу три разных купюры, все ложные. Самому, говорит, только что на сдачу дали. А одна из купюр — десять тысяч рублей. Она тогда только вошла в оборот. «Это где же вам, интересно, такую сдачу дали?» И две других, помельче. «Я вам их не верну и вызываю милицию немедленно». Обманщик убежал, сказав на прощанье, что его, сука, в тюрьму за три бумажки не посадишь.

Если бы в тот момент, когда по щеке ангела покатились вниз два горючих пикселя, профессор смотрел в карман, в стол или в кошелек, а не в окно, то он увидел бы, как изменились все долларовые купюры в доме. Президенты на них закрыли свои глаза и поворачиваются затылком к зрителю, к обладателю, к пользователю, к человеку. Отныне он не может больше видеть их лиц. Да и они достаточно смотрели на него. Но сработает ли в тот же час тот же фокус с фальшивыми банкнотами?

Мировая революция 1

Я долго говорю на этой лавке, сцепив пальцы, не глядя тебе в глаза, чтобы не отвлекаться. О самых памятных своих снах, об удивительных выходках людей, важных для меня, о подробностях беспорядков, обычно пропускаемых прессой, о самых больших и самых маленьких своих гонорарах, о совпадениях, которых становится слишком много, чтобы считать их просто совпадениями. Я пытаюсь стащить все это в одно место, стянуть, зацепив словами, в общую точку, но не нахожу ключевого слова, хотя и чувствую его в себе.

— Мировая революция? — делаешь это ты за меня.

Мировая революция. В том, как ты произносишь, слышно понимание, ирония, сочувствие, печаль. Я молча киваю и беззащитно улыбаюсь. Ты видишь, что поняла меня лучше, чем я сам.

Это не конец текста. Тебе пора. Ты знаешь, что через двадцать минут будет восемь. В восемь один блок бетонной стены на известной тебе стройке станет мягким, как теплый пластилин. Мягкость продлится ровно столько, чтобы успеть поцеловать материал всем лицом и телом, впечататься, как образец, в волшебный бетон, а потом, сделав шаг назад, оказаться кем-то совсем другим, с новыми воспоминаниями, чертами, одеждой, полом, голосом, возрастом. Созерцателем барельефа на твердеющей стене. Новый облик останется на тебе, как липкий слой, и скоро проникнет внутрь. Я никогда об этом не узнаю. Никому не смогу ответить, куда ты ушла. А стена, не законченная пока, останется, и будет работать даже после мировой революции. Завтра ее покроют декоративным кирпичом, чтобы дом выглядел дороже. 2

Я остаюсь с нездоровым чувством, что почти все, очень многие вокруг — прибыли из другого времени и места, чтобы наблюдать за мной и такими же, как я, немногими упрямцами. Это невротическое чувство легко объясняет окружающее согласие и примирение. Я чувствую их инопланетянами на экскурсии. Они сами ощущают себя мудрыми зрителями, гостями в этой жизни. Вопрос в том, как превратить этот невроз в топливо для прогресса? В оружие мировой революции. Люди — скрытые камеры не обязаны действовать вместе с тобой. Они просто иронично и заинтересованно направлены на тебя. Они передают сигнал, сами не зная куда, может быть, в голову этого высокого памятника, отлично видного мне. Я должен устроить им сюрприз. Не разочаровать. Разбивание скрытых камер не превращает их в оружие. Они заранее мудрее того, что могут увидеть. Это делает их мертвее их собственной смерти. Свержение памятников не устраняет необходимости в новых идолах, впитывающих чужой опыт. Бронза тяжела, как миллионы несостоявшихся жизней у подножия изваяний. 3