Данила Врангель - Сексуальность мира как воля и представление

Однако некоторые базовые – говоря несколько эвфемически – вещи личностного бытия(хотя неличностного быть не может, однако это вопрос понимания сути и смысла феномена самой жизни как она есть)по ценности их соответствия декларации наполнению несопоставимы со всеми остальными нюансами, лежащими у подножия этой базовой сути бессмысленной кучной ненужностью.

Речь идёт о жизни и смерти.

Эти две границы условного поля длительности составляют абсолют человеческого существования и в свете конкретного их рассмотрения, всё остальное меркнет и падает в пустоту бессмысленности.

Что вряд ли кто будет оспаривать и по этой же причине демонической неизбежности подобная тематика практически не рассматривается рефлексией и одновременно служит полем для глобальной мистификации, которой пользуется и религия и мистика и оккультизм и даже философия, поскольку краткое определение философии как познания можно вывести просто – размышления о смерти.

Принимая на веру своё собственное рождение – а это, безусловно, чистейшая вера – личность автоматически попадает в ловушку суггестивности так называемого реального мира, что, конечно же, естественно, так как существующий в сознании личности мир на этом и построен и в философии даже выведено понятие трансцентденции, в мистической религии понятие нирваны и пр., то есть предположения о некой действительной картине бытия, а не внушаемой гипнотической социальностью и генерированными воспитанием образованием мыслеформами, что, как предположение, выводится из интуитивного ощущения тотального различия животной сути человека и его мыслительного рефлексивного наполнения, никому неведомо, каким образом сгенерированного, так как в пояснения опять же приходиться просто верить, принимая на веру и факт генерации, то есть личного явления, инкарнации или метемпсихоза, что можно просто отбросить как обыкновенную идею, каковой она и является с личностной позиции(можно напомнить, иной быть не может)и принять идею безначальности и, естественно, бесконечности, так как в личную смерть также приходится просто верить, а вера – как уточнено выше – никогда не рассматривается в мире действительности как нечто серьёзное, а точнее говоря, рассматривается как механизм мошенничества, не более.

В контексте понимания эфемерности всего спектра сигналов, транслируемых органами чувств – в которые тоже нужно просто верить – можно понять, что единое неделимое и не косвенно существующее вне всякой веры это рефлексивное самосознание, пользующееся, конечно же, системой сенсоров тела для вывода самой рефлексии в комфортную точку существования, где сама комфортность является истинным истоком человечности, так как вне комфортного существования ничего кроме животного взаимодействия тел произведено быть не может и все без исключения истоки действующих идей находятся в поле комфорта и благосостояния, когда реализация этих идей, конечно же, требует жёсткой животной функциональности, реализующей посыл из безначально бесконечного рефлексивного созидательного момента, находящегося вне длительности как понятия, то есть вне временной условности математичности и её системы описания атрибутики вероисповедания сенсорной картины якобы действительного, подразумевая под этим моментом творящую фиксацию рефлексии на самой себе, которая никогда не может быть материально отнесена к генерируемому миру, так как генератор это и есть она сама, вне какого либо условного понятия длительности, то есть вечно юная, подобно утренней хризантеме, меняющей на некоторое условное время поток генерирования и его восприятия в различном концептуальном смысле, чтобы ощущать разницу, потому что это ощущение и есть истинная и неугасаемая молодость вечности.

Метафизика зла

Можно рассматривать зло с традиционной человеческой позиции как нечто противоположное вообще самой человечности, хотя никто не будет отрицать, что оно является неотъемлемой частью мира людей, а если это так, то или сама человечность не совсем истинно трактуется или зло нечто другое, а не то, что принято считать как понятие.

Относительность как категория лежит в основе всего сущего мира людей, хотя теоретически существует и некий абсолютизм, впрочем, реальное его наличие достаточно сомнительно, включая и скорость света, и абсолютный ноль и прочие природные тупиковые крайности, выведенные на кончике пера и снятые с показаний приборов, вовсе не являющихся абсолютным мерилом.

Относительность зла, конечно же, аналогична относительности той же скорости света, то есть это туманное и неопределимое внятно понятие, когда одно психофизическое наполнение действием намерением компенсируется другим – попросту, зло одной позиции генерирует добро позиции другой – и вывести так называемое зло абсолютное не представляется возможным, разве что на примере извержения вулкана, губительного цунами, разрыва оболочки атомного реактора, оползня, выброса глубинных газов, падения болида, самолёта, ракетоплана, канатоходца и пр., однако в данном случае, если принимать последствия как зло, то оно истекает от теоретического бога или же заложено детерминированным моментом прошлого, но никак явно не прорисовывается в качестве объекта, субъекта или управляемого намерения некоего физически существующего потенциального действия.

Классическая человеческая злоба несёт добро воплощающему намерения зла, то есть источник действия испытывает состояние эйфории, даже счастья, нанося художественные мазки на картинку своего задуманного произведения, поэтому здесь нет зла в полном и чистом смысле, но лишь зло относительное, подобное хирургическому вмешательству сумасшедшего доктора.

Это же касается и маниакальных штрихов теоретически нормальных людей в повседневной жизни, однако глубоко несчастных вне ауры воплощения скрытых желаний, а именно серийных убийц, насильников, извращенцев, которые, собственно, по-настоящему живут лишь когда убивают и планируют, то есть проигрывают воображением предстающую творческую миниатюру – или галерейное полотно – и таким образом вырабатывают добро для себя, испытывая яркость истинной жизни с позиции психики подобной личности, что, конечно же, нормальному человеку сложно представить добром, однако абстрагируясь от личностного восприятия нельзя не признать – убийцы извращенцы люди, а не звери, поэтому всё человеческое распространяется и на них, почему, кстати, и существует идея неприменения смертного приговора.

Невменяемость не оправдывает итогового момента её некоторых практических действий, как и вменяемость планируемых военных операций по физическому уничтожению живых людей, именуемых противником, однако второе в законе, а первое нет, что вводит диссонанс в чистоту определения зла как феноменальной категории, включая в этот диссонирующий момент и политкорректность избирательного действия, известную многим нациям и народам на протяжении всей предполагаемой истории человечества.