Александр Баунов - Миф тесен

Ведь старую-то было нельзя! Старая была намотана на две палки, одну надо было держать одной рукой, другую — другой, и читать, сматывая книгу с левой и наматывая на правую. Ну или с верхней на нижнюю, если paginae, плотные квадраты текста располагались не по горизонтали, а по вертикали. И так же искать нужное место в книге. А еще ведь нужно было куда-то девать «скринию» — твердый чехол, футляр, в который убирали свиток для сохранности. А в новой книге и чехол, и сама книга — вместе, два в одном, и всё это можно держать одной рукой! И листать «таблички» гораздо удобнее, чем мотать свиток.

И дальше Марциал рассказывает, где можно найти это чудо прогресса:

Ne tamen ignores ubi sim venalis, et erres

Urbe vagus tota, me duce certus eris:

Libertum docti Lucensis quaere Secundum

Limina post Pacis Palladiumque forum.

«А чтобы тебе не оставаться в неведении, где я — в таком вот новом виде — продаюсь, и не блуждать без ориентиров по всему городу, ступай уверенно туда, куда я тебе укажу. Найди магазин Секунда, вольноотпущенника, бывшего раба ученого человека из Луканы. Это сразу после входа в храм Мира за площадью Паллады».

Очень понятно, что инновационный бизнес запустил вольноотпущенник, бывший раб. Старые деньги предпочитают старые способы заработка, а те, кто только входит в мир предпринимательства, хватаются за новинки. Ведь рынок старинок уже поделен.

Совсем не случайно также, что продавец, а скорее всего, и издатель новинок Секунд — отпущенник ученого из Луканы. Лукана — область как раз между носком и каблуком итальянского сапога, где исторически жили греки, а сшивать книгу (кодекс) из «коротких» листов пергамента придумали в греческой части Малой Азии.

В мире, созданном книжной революцией, которую презентовал своим читателям Марциал, мы прожили две тысячи лет.

Этот мир начинает меняться только в самое последнее время. У стихов, в частности, и у книг, у словесности вообще появился совсем новый носитель, такой новый, что прежний, даже искушенный читатель не опознаёт, не чувствует в нем книгу.

Но пока не нашелся Марциал, который отразил бы в стихах этот всего лишь второй за две тысячи лет фундаментальный переворот по части носителя текста. Например, Бродский — современный еще поэт, который умер так недавно, — уже остался в полном неведении этого переворота.

А вот бы кто из современных поэтов, кто там сейчас отвечает у нас за поэтическое отражение действительности, объяснил этот переворот читателю и написал что-нибудь марциаловское. Ну, например:

Если ты хочешь взять с собой мои новые стихи, а также мои старые стихи, а еще все стихи любимых поэтов, а заодно все стихи всех поэтов всех времен и увезти их с собой в долгую дорогу, в дальний восьмичасовой перелет, возьми вот эти, спрятанные под чувствительным стеклом и послушные твоему касанию. Их можно не только держать одной рукой (это-то как раз не так удобно), и не только читать, но здесь же и писать, исправлять, посылать Меценату и публиковать самому, без помощи издателя Секунда. А чтобы знать, где меня найти и не блуждать по сети и по городу без ориентиров, зайди на App Store и скачай такое-то приложение, а само устройство, если у тебя до сих пор его нет, можешь найти в лавке Джобса за «Макдоналдсом», перейдя площадь божественного Пушкина.

Для любителей старых добрых русских переводов размером подлинника, привожу перевод этой эпиграммы, сделанный Петровским. Хотя лучше подучите латынь и прочтите в оригинале.

Ты, что желаешь иметь повсюду с собой мои книжки

И в продолжительный путь ищешь как спутников их,

Эти купи, что зажал в коротких листочках пергамент:

В ящик большие клади, я ж и в руке умещусь.

Чтобы, однако, ты знал, где меня продают, и напрасно

В Городе ты не бродил, следуй за мной по пятам:

В лавку Секунда ступай, что луканским ученым отпущен,

Мира порог миновав, рынок Паллады пройдя.

«Як помру, то поховайте на Вкраине милой», — писал Тарас Шевченко и сделал три ошибки в родном языке. Одну в орфографии, одну в предлоге и одну политическую. По крайней мере, ему пришлось бы оправдываться перед бывшим советником Путина Андреем Илларионовым, а за ним и перед большинством своих соотечественников.

Илларионов написал следующее: «В настоящее время выбор носителями русского языка употребления формы “на Украине” является не только нарушением литературной нормы русского языка, которая требует использования предлога “в” по отношению к независимому государству, но и бессознательным (либо сознательным) лингвистическим отказом от признания существования такого государства в современной Украине». И еще: «Сдвиг от употребления формы “в Украине” к форме “на Украине” в 2005—2008 гг. может объясняться отражением информационного воздействия на российское общество политически мотивированной позиции нынешних властей Российской Федерации, не вполне смирившихся с появлением и существованием самостоятельного Украинского государства».

Вслед за бывшим государевым слугой Илларионовым я пошел по следам крамолы — не притаились ли где еще лингвистические империалисты? Притаились. Бог с ним, с французским au Canada, au Maroc, au Japon вместо en — как со всеми нормальными странами. Конечно, не смирились французы с потерей бывшей колонии Канады, бездарно уступленной англичанам, и отказывают ей «лингвистическим способом» в признании такого государства, говоря «на Канаде». С Марокко — то же. Вот за что Япония?

Правда, канадцы не обижаются, они и так в G8. Даже в G7.

Чехи — и Гавел у них, и пражская весна, и бархатная революция, — сами в ЕС, а оказались замаскировавшимися империалистами: для всех стран у них предлог «в», а для бывшей союзной республики Словакии «на» — na Slo­ven­sku (на Словенску). Тут тебе и «лингвистический отказ», и «позиция властей, не вполне смирившихся». Явно, чехи прежним младшим братьям по единому чехословацкому государству грамматическим способом показывают их настоящее место. Правда, о напряженной полемике на этот счет в чеш­ско-словацких отношениях я не слышал. Может, просто не докатилась, а может, потому что обе страны в ЕС, а словаки к тому же опередили чехов и раньше них вступили в зону евро.

Но настоящее тайное логово империализма обнаружилось в Польше. Не зря мы им не доверяем. Они лингвистически отказывают в признании существования половине соседних государств, включая ту же Украину. Мало того, что они говорят и пишут na Ukrainie — «на Украине». Согласно правилам их насквозь пропитанного имперскими амбициями языка надо говорить и писать na Bialorusi («на Бялорущи»), na Litwie («на Литве», ударение на «и»), na Lotwie («на Лотве», это, стало быть, «на Латвии»), и про уже униженную чехами Словакию тоже можно говорить «на». И что характерно: эти страны, или их куски, действительно в разное время были частью польского государства. Нет ли тут позиции властей, не вполне смирившихся с их существованием? Нет ли информационного воздействия?