Александр Баунов - Миф тесен

Но, во-первых, были еще джинсы, которые мы пока делать не научились, — от них тоже империя рухнула. Их, правда, делают в зоне юаня и рупии, но те из джинсов, с которыми пока ассоциирует себя русский человек, все равно продаются за евро и доллары. Всякий, кто бывал в Индии, Вьетнаме, Китае, понимает, что там, может, и шьют «Кельвин Кляйн», но и продают его в китайских магазинах для богатых дороже, чем в московском ЦУМе. А то, что продают в китайских магазинах недорого для своих, лучше вовсе не примерять: «роскошный покрой строгой линии вдоль себя, современные материалы хлопковой кожи». Хотя, возможно, скоро придется.

Советский Союз развалился не от одной колбасы, и даже не от джинсов, а от недоступности внешнего мира.

Доступность внешнего мира русский человек в советское время, особенно в позднее советское, рассматривал как одно из прав, которое он теоретически имеет, а ему не дают, и за это не любил советскую родину, и когда та начала падать, не подставил плечо, а подтолкнул: катись. Не выпускала из дома, так пусть дом развалится, так из него и выйдем. Показывали в «Международной панораме» невеселые лица парижан да американских безработных в марше на Вашингтон, а нам бы такой пиджачок, брючки такие, ботинки из кожи натуральной, как у тех безработных, и тоже желательно поближе к Вашингтону.

В нынешнее же время в доступности внешнего мира могут увидеть одно из прав, которое было, а теперь отнимают.

Только в СССР могли придумать круиз «Из зимы в лето», где советских туристов месяц везут из январского Владивостока на экватор и обратно не только не заходя ни в один порт, но даже не приближаясь к чужим берегам в пределах видимости, в то время как лекторы общества «Знание» читают сообщения о проплываемых за линией горизонта странах. И только советский турист — не диссидент под угрозой посадки, не потенциальная жертва политических процессов, не баши и не бузук, а обычный советский научный работник мог прыгнуть с кормы этого самого круиза в ночной океан и три дня плыть на бедные Филиппины, чтобы этот самый чужой берег увидеть. О чем впоследствии написал прекрасную книжку «Один в океане». И только другой советский человек мог десять дней в одиночку переплывать Черное море, чтобы выйти на берег тогда тоже небогатой Турции. Даже нищие субсахарские африканцы скидываются и нанимают для этого сталкера и паршивую баржу. Хоть жести клок.

Мысль о том, что страна, закрытая для выезда, лучше управляется, пагубна прежде всего для самих властей. Одно из свойств русского человека, которое, впрочем, он делит с жителями всех развивающихся и догоняющих кого-то стран, — вечное подозрение, что недодали, не показали главного, обошли, обнесли. Что есть лучшее, но его спрятали под прилавком. Похожее чувство помогло сплотить отечественное население вокруг возвращения Крыма: украли у нас Крым, но нас не проведешь, нашли, вывели на чистую воду. Но ведь и выезд за границу тоже может стать отобранным. Верните. Караул! Держи! Советский Союз развалился, потому что под прилавок спрятали весь мир с его соборами, пальмами, магазинами, финскими пальто, итальянскими сапогами, английскими рок-группами, американскими фильмами. Отдавайте. С ними нам вести неравный бой. Народный контроль пришел.

Выезд за границу, да так, чтоб чувствовать себя не сильно хуже местных, а не увидеть Париж одним глазком с паперти Нотр-Дам да на ней же и помереть, все путинское время рассматривается как базовое право и одновременно основное достижение нынешнего царствования. В новом веке русский человек привык быть состоятельным туристом, придирчиво выбирающим место под пальмой. И пальму теперь тоже верните. Свободный и не скудный выезд за границу — одно из главнейших достижений путинского времени — десятилетия потребительской революции, одна из опор его популярности, которую теперь же и пилят.

Тут самое время услышать, что большинство россиян, добившись своих булочек, ни в какую заграницу не ездят и даже заграничным паспортом не озаботились. И таких, нам говорят, 70%. Так ведь те 70% россиян, у которых нет паспорта и которые не поедут за границу, они ведь и в Крым не поедут. Они лучше купят новый телевизор или отложат детям на свадьбу. И еще они, скорее всего, ничего не изобретут, не снимут, не поставят, не продадут за рубеж, не привезут оттуда, не создадут бизнеса, не напишут законопроекта, особенного — приличного законопроекта, не развернут производства. Потому что все известные мне россияне, которые что-то из этого сделали и делают, бывали за границей и намерены дальше бывать. Слой бывающих за границей более-менее совпадает со слоем создающих рост ВВП, а слой небывающих — с теми, кто требует, чтобы этот рост между ними по справедливости поделили.

Сразу после девальвации со мной из Мадрида летел русский студент-испанист, который поступил в испанский университет, но больше не может себе позволить жить и учиться в Испании и возвращается в Россию. Вряд ли здесь он лучше овладеет испанским. Это близкий мне пример. Но и русский человек приятного Путину паломнического склада хочет паломничать не к выдуманным вчера святыням в Крыму, а к настоящим, проверенным и намоленным — к Гробу Господню, на гору Синай, на гору Афон. Это не считая путешествий, лечения, съемок кино, покупок технологий для своих малых и средних бизнесов, да и для крупных тоже.

То же касается потребления. Чувство, что мы теперь одеваемся, стрижемся, укладываемся, едим, спим и ездим не хуже других — так, что перед людьми не стыдно, — было главнейшим достижением последних лет. Той потребительской революцией, которая заменила революцию технологическую, промышленную, дорожную и скрепляла согласие народа и престола.

Мои друзья, особенно из тех, кто на зарплатах в госучреждениях, боялись свободомыслия, потому что чувствовали в нем угрозу собственному, едва проклюнувшемуся благополучию. Не думаю, что, когда рубль падает быстрее гривны, в этом страхе есть большой смысл.

Мы помним, что Путин вернулся, чтобы восстановить национальную гордость, униженную вроде как политическим поражением (целили в СССР, попали в Россию; мы к ним со всей душой, а нас, наивных, обманули) и бедностью 90-х, о чем и были оба фильма «Брат». И вот реванш состоялся. Мы стали не хуже во многих отношениях. Но двукратное падение курса рубля к доллару и евро, внезапное отставание по ВВП на душу населения от Польши и почти уже презираемой Прибалтики, разговоры о твердой валюте для избранных и прочее — это возвращение к началу царствования: будто и не было ничего, поманили и забрали.