Алекс Белл - Жасмин

Я отвернулась, собравшись было вернуться в теплую кровать, но у меня перед глазами все еще стоял образ парковки. Я снова повернулась к окну. В свете фонаря мне были видны пять машин.

Машины Бена среди них не было.

Я отчетливо помнила, что припарковалась рядом с фонарным столбом, когда вернулась из Хоэншвангау этим вечером, но сейчас машины на месте не было. Машина исчезла, и её следы уже припорошил снег. Я стояла и пялилась на стоянку, слабо веря в то, что машину кто-то угнал. Я напрягла мозг, соображая, не забыла ли я её запереть, но тщетно. Так и не вспомнила. Я хотела уже пойти будить Бена, но потом передумала. Машина и утром будет угнанной, так что незачем его сейчас беспокоить. Пусть начнет беситься завтра с утра по этому поводу. Хорошо еще, что мы забрали из неё наш багаж, а то весело бы нам пришлось, лишись мы паспортов и денег.

Я вздохнула и собралась уж было лечь, как к гостинице подъехала машина. Я была очень удивлена этому факту, все-таки часы показывали всего три утра.

А потом я поняла, что эта машина уж больно похожа на ту, что мы взяли напрокат, и на долю секунды мне показалось, что угонщик, накатавшись, просто решил её вернуть. Но, когда она встала на то место, куда ставила её я еще несколько часов назад, я отмела эту мысль. Водитель выключил фары, заглушил двигатель и вышел из машины. Это был Бен.

Я изумленно наблюдала, как он зашел в гостиницу. Конечно, я знала, что у него были ключи от машины, но мне просто не приходило в голову, что Бен, который весь день плохо себя чувствовал, мог сорваться куда-нибудь вот так, посреди ночи.

Я раздумывала над мыслью, не подняться ли мне к нему в номер и не поинтересоваться ли, куда это он ездил, но потом отказалась от этой идеи. Наверняка этому было какое-то разумное объяснение. Возможно, он просто пошел подышать воздухом... Да и в коридоре было холодно и темно, а я устала. Уже поздно, а новая загадка может подождать до утра.

Когда в половине девятого утра Бен постучал в мою дверь, я уже встала и оделась.

— Жасмин, я иду завтракать, — сказал он.

Я подошла к двери и открыла ее, но он уже шагал прочь по коридору, и мне пришлось поторопиться, чтобы догнать его.

— Что за спешка?

— Я голоден, — бросил он. — Я почти ничего не ел вчера.

— Сегодня ты выглядишь получше.

На самом деле, я была озадачена тем, насколько лучше он выглядел по сравнению со своим вчерашним состоянием. Он не казался ни уставшим, ни измученным. Хотя это было странно для человека, который проболел весь день и, скорее всего, полночи накануне.

Когда мы уселись за столик с тарелками, полными хлеба, салями и сыра, я ждала, что Бен расскажет, куда он ездил ночью, но он лишь спросил:

— Как твой визит в Хоэншвангау?

Я опешила и, хмуро посмотрев на него, сказала:

— Довольно интересно, но не особо продуктивно.

Он рассеянно кивнул, похоже, едва слушая меня, сооружая бутерброды и поглощая их. Через несколько минут он поднял глаза и увидел, что я таращусь на него.

— Что? — спросил он.

— Ничего, — ответила я, взяв ломтик хлеба и намазывая на него сыр, что дало мне время подумать. — Хорошо поспал?

— Да. Очень удобная кровать, согласна?

— Не то слово, — ответила я, сощурившись, понимая, что он больше ничего не собирается мне говорить о том, где был прошлой ночью, усилив тем самым мои подозрения. — Снег ночью шел, да? — подтолкнула я его, давая последний шанс, рассказать, куда он ездил в три часа ночи.

— Серьезно? — спросил он, наливая себе еще кофе. — Не заметил.

И тогда я поняла, что Бен не просто избегает говорить мне правду — он мне нагло врет. Он точно знал, что шел снег, потому что выходил на улицу.

— Ну, хорошо. — Я оттолкнула тарелку. — Куда ты ездил ночью?

— Что? — спросил Бен, даже не соизволив поднять глаза и продолжая пялиться на свой бутерброд на тарелке.

— Я проснулась посреди ночи и встала, чтобы закрыть окно. Нашей машины не оказалось на месте.

— Что значит, не оказалось на месте? — спросил Бен, хмуря брови.

— То и значит. Я подумала, что её угнали.

— Да тебе, наверное, приснилось просто, — небрежно возразил Бен. — Машина на месте.

— Я знаю, что она сейчас на месте! — рявкнула я. — Я видела, как ты приехал на ней.

Бен медленно опустил свой бутерброд на тарелку, и на какое-то мгновение я подумала, что сейчас он начнет все отрицать, но вместо этого он покачал головой и произнес:

— Ну, хорошо. Я и правда ночью брал машину.

— И куда ты ездил? — требовательно спросила я. Тот факт, что он соврал, да еще так нагло, вывел меня из себя, кроме того, это означало, что мне совершенно точно не понравится то, где он был.

— Я... ездил до Нойшванштайна, — неохотно сознался Бен, передернув плечами, словно капризный ребенок, которого застали за проказой. — Думал, может, сани появятся. Успокоилась?

— А зачем надо было красться посреди ночи? И почему ты не сказал мне, что собираешься туда съездить?

— Решил, что ты, как всякий нормальный человек, будешь уже спать. И никуда я не крался.

— Но какого черта ты соврал об этом сегодня утром? — упорствовала я.

Бен промолчал, и я практически видела, как извилины его мозга сочиняли объяснение.

— Потому что знал, ты выйдешь из себя! — рявкнул он наконец.

У меня засосало под ложечкой. Еще вчера я думала, что Бен потеплел по отношению ко мне, но сегодня стало понятно, что Бен знал больше, но намеренно не стал рассказывать все.

— Я думала, мы решили быть честными друг с другом! — гневно воскликнула я. — Но ты продолжаешь что-то скрывать от меня, ведь так, ублюдок?

Понимание этого наполнило меня гневом, не говоря уже о страхе. Сколько ждет меня еще новостей и неприглядной правды? Да я просто тупо завидую другим вдовам, которые могут сосредоточиться на трауре, скорби и исцелении. Мне теперь это кажется недосягаемой роскошью. И впервые я была зла не только на Бена, но и на Лиама. Ведь вся эта ситуация сложилась по его вине, это именно он хранил от меня секреты, прятал какие-то вещи и лгал. Конечно, он не знал, что умрет, и поэтому не мог предвидеть — во что мне придется погрязнуть. Но теперь из всех людей на планете я зависела именно от Бена, который располагал информацией и ответами на вопросы о моем муже — человеке, которого я знала как никто. Это было невыносимо.

Бен, определенно, тоже считал ситуацию неприятной и очевидно негодовал, что был пойман на лжи.