Сьюзен Янг - Отель

— Я неважно себя чувствовала и легла пораньше. — Это… почти правда. Я просто опустила ту часть, в которой тусовалась на крыше и пила спиртное, потом тайно встретилась со странным парнем и чуть было с ним не поцеловалась, а на рассвете столкнулась в лифте с психованной подружкой Дэниела. Папе незачем знать все подробности.

— Неважно себе чувствовала? — переспрашивает отец. — Но ты никогда не болела.

Я смотрю на него, чтобы понять, не шутит ли он, но серьёзное выражение лица говорит мне, что нет.

— Папа, я всегда чем-то болела. Мононуклеозом, пневмонией, ветрянкой.

Он поджимает губы и кажется смущённым.

— Прости. Эту часть родительского долга взяла на себя мама. — Какое-то время мы молчим, позволяя словам дойти до сознания. Потом он спрашивает: — Сейчас тебе лучше?

— Да. Наверное, просто потянула мышцу, но теперь моя рука не болит. Даже не знаю, что случилось. Должно быть, неудачно подвернула, когда спала в машине.

И именно в этот самый момент в ресторан входит Дэниел. Его поношенная футболка жутко мятая, словно скомканной валялась на самом дне его рюкзака. Волосы торчат в разные стороны, губы бледные. У него явно похмелье. Брат падает на стул, морщится и прикасается к виску.

— Вот дерьмо, — бормочет он.

— Дэниел, — предостерегает папа. Но его лицо посветлело, так что, думаю, он по-настоящему счастлив, что мы собрались позавтракать все вместе. Когда-то я мечтала о мгновениях, подобных этому.

— Кофе, чёрный, — произносит Дэниел, когда подходит официант. Он продолжает стонать до тех пор, пока не поднимает голову и не обнаруживает с удивлением, что мы наблюдаем за ним.

— Простите, — говорит он. — Понятия не имею, как это произошло.

— Выпил слишком много спиртного? — подсказываю я.

Дэнил морщит лицо, словно хочет сказать мне: «Ты такая юмористка, Од».

— Конечно, спиртное было, но я вырубился. А со мной такого не бывает, — с раздражением отвечает брат. — Последнее, что я помню, это как уходил с вечеринки, а Кэтрин просила меня остаться. А потом — бац! И я проснулся вот в таком состоянии. Честное слово, ощущение такое, как будто моя голова раскололась надвое. — И он показывает туда, где болит.

Земля уходит у меня из-под ног. Я вскрикиваю и вскакиваю со стула, опрокидывая его на пол.

— Дэниел! — кричу я и хватаю свою накрахмаленную белую салфетку. На левом виске брата огромная трещина, что скрывается в волосах. Она такая глубокая, что видно мозг. По щеке Дэниела бежит кровь и капает на его футболку.

Из моих глаз льются слёзы, пульс подскакивает, в то время как я на дрожащих ногах обхожу стол, чтобы подойти к нему. Я смотрю на папу, ожидая увидеть на его лице такое же испуганное выражение, но он, широко раскрыв глаза, смотрит на меня.

— Одри, — произносит отец резким шёпотом и оглядывается по сторонам на остальные столики, словно ему неловко. — Что ты творишь?

Я даже не могу ничего вымолвить, просто хватаюсь за плечо брата и прижимаю салфетку к его открытой ране.

— Перестань, — шлёпая меня по руке, говорит Дэниел. — Одри!

В конце концов ему удаётся оттолкнуть меня от себя, но я в истерике. Я не могу потерять и брата тоже! Я же умру без Дэниела! Я умру! Я снова бросаюсь к нему, но он поднимает руки, чтобы защититься от меня.

— Перестань, — хватая меня за запястья, вновь повторяет брат. Салфетка падает на его колени, я смотрю на неё, но она, на удивление, по-прежнему белая. О боже. Почему никто не бросается на помощь?

— Од, — умоляюще произносит Дэниел, его голос срывается от тревоги.

Это вырывает меня из моей истерики, я снова смотрю на Дэниела… крови нет. Пропала и рана, словно её никогда там и не было. Я всхлипываю и облегчённо выдыхаю, затем делаю шаг назад и врезаюсь в пустой столик за моей спиной.

Я открываю рот, чтобы заговорить, но слова не идут с языка. С головой Дэниела всё в полном порядке, но вот только его лицо, как и папино, выражает чрезвычайную тревогу. Как будто это у меня проблемы. Ты истекал кровью, думаю я про себя, но ничего не говорю вслух. Твои мозги вываливались наружу, но ты по-прежнему говор ил со мной. Как такое возможно? Моё лицо мокрое от слёз, и мои глаза метаются по лицам людей, которые во все глаза смотрят на меня. Атмосфера становится тяжёлой, все чего-то выжидают. Но у меня нет объяснений тому, что я только что видела.

Дрожащим пальцем я тянусь ко лбу Дэниела, чтобы проверить, действительно ли его голова по-прежнему цела и невредима, но он уворачивается. Я ещё никогда не видела своего брата таким напуганным.

— Господи, Одри, — говорит он. — С тобой всё нормально?

— Нет, — отвечаю я хриплым голосом. — Не думаю.

Вчера я видела кровь на Тане, сегодня вообразила, что у моего брата раскололся череп. Что же это такое? Что за чертовщина?

— Схожу в уборную, — бормочу я и ухожу в конец обеденной комнаты.

Моё тело трясётся, челюсти дрожат, я пытаюсь выровнять дыхание. Внезапно у меня сводит левую ногу, и я начинаю прихрамывать. Может, у меня случился удар. «Как у мамы», — раздаётся в голове шёпот. Я проглатываю рыдания и отбрасываю от себя эту мысль, напуганная ею, как проклятием.

Нет. Наверняка, это просто реакция организма на то лекарство, что дала мне Лурдес. Оно вызывает галлюцинации.

Я толкаю дверь в уборную и с облегчением обнаруживаю, что там пусто. В углу стоит скамейка из кованого железа, я сажусь на неё и наклоняюсь вперёд, опуская голову.

Что со мной происходит?

Дверь открывается, стукаясь ручкой о стену, облицованную белой плиткой. Я чуть не подпрыгиваю от неожиданности и прижимаю руку к сердцу. В проёме стоит Лурдес, одетая в свою униформу, руки упёрты в бока. Её тёмные глаза смотрят на меня, оценивая ситуацию. Затем она, не сказав ни слова, подходит к зеркалу и проверяет своё отражение.

— Я слышала, как ты кричала. Твой брат сказал, что ты сбежала сюда. — Лурдес убирает с ресниц излишки туши. — Он волновался о тебе. — Она вновь смотрит на меня. — Я тоже должна волноваться?

— Не знаю, — отвечаю я и быстро мотаю головой. Теперь, когда я ушла из зала ресторана, вид истекающего кровью Дэниела кажется мне чем-то совершенно нелепым. — А мой брат… — я умолкаю, не уверенная в том, как много мне можно рассказать ей о своём психическом состоянии. — С ним всё в порядке, как думаешь?

Лурдес с дьявольской улыбкой поворачивается к зеркалу.

— Он восхитительный, даже когда у него похмелье. — Она достаёт из кармана фартука компактную пудру и тюбик губной помады. — А что? — Лурдес снимает с тюбика колпачок и обводит губы красным. Разгладив помаду губами, она проводит пальцем под нижней губой.

Я наблюдаю за ней. То, что происходит сейчас, настолько обыденно, что мои нервы начинают успокаиваться.