Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

Ловалонга так никогда и не смог простить матери смерть отца — беззлобного пожилого человека, страстью которого всю жизнь были лошади и собаки, платившие ему беззаветной любовью и преданностью. Он не стал мстить матери и правил в Эламе до рождения сына — Марха. Но как только наследнику исполнился год, молодой герцог объявил свою непреклонную волю совершить паломничество в Запретные земли к Безымянному храму. Его не остановили ни слезы, ни мольбы, ни глас рассудка. Герцог покинул Элам.

Подробностей этого путешествия Ловалонга не помнил, но знал, что через год‑полтора он объявился у хребта Онодонги и прошел в Запретные земли.

Марх вырос и стал могущественным магом. Унаследовав часть земель Мерроэ от своей матери и отвоевав часть лесов у трикстеров, он значительно расширил Эламское герцогство, не только сохранив, но и умножив его былую славу и могущество. Когда ему минуло сорок пять лет, он женился на княжне Тевера, а спустя десять лет у него родился сын, названный Аррой. Юный герцог воспитывался отцом с самого начала как будущий маг и владыка. Несмотря на то что еще бабка Аэда хотела, чтобы эламские герцоги вступили на трон Аллаэллы, Марх не торопился развязывать гражданскую войну. Элам и так не уступал в могуществе ни одному королевству, хотя входил в состав Аллаэллы.

Старьщ маг передал своему сыну власть, богатство, мастерство мага и неуемную жажду знаний. С таким наследством Арра вообще не думал о завоеваниях. Будучи магом, сын Ловалонга прожил гораздо более длинную жизнь, нежели обычный смертный. Но настал и его последний час, после чего в Эламе воцарился Арра.

Герцогство процветало при его правлении вплоть до того дня, как во двор замка ворвался высокий всадник на взмыленном коне, светлоглазый и светловолосый, удивительно похожий на Марха в юности, и потребовал отвести себя к герцогу.

Когда месяц спустя неизвестный воин встал с постели, куда свалила его горячка, оказалось, что он полностью потерял память. Некоторое время подобное положение вещей его угнетало, но впоследствии оказалось, что воин обладает настоящим талантом стратега и тактика. Герцог назначил бы командовать его и всей армией, но воин был слишком молод — он получил полк и чин талисенны. Имя ему дал сам Арра. Он называл его Ловалонгой, и воин охотно на это имя откликался. В замке не осталось ни одного человека, который мог бы заметить невероятное сходство между воином Ловалонгой, приехавшим в Элам неведомо откуда, и герцогом Ловалонгой, уехавшим из Элама в Запретные земли более двух веков тому назад…

Боль пронзила тело Ловалонга с новой силой, и он понял, что умирает. Дымящаяся кровь растекалась под ним на земле, насквозь пропитав всю одежду. Он как‑то безразлично подумал, что, наверное, поврежден позвоночник, потому что невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой.

Ловалонга все вспомнил и теперь точно знал, что он успел, дошел и выполнил все, что от него зависело. Прежде чем потерять память, он отправился к единственному человеку, которому мог доверить тайну, — к своему внуку Арре. Теперь он знал, что Арра тоже выполнил свой долг — ценой жизни. «Странно, — подумал Ловалонга, — странно умирать молодым и сильным гораздо позже своего взрослого поседевшего внука. О боги, боги…» Он вспомнил, как внук увлеченно рассказывал ему о своей детской мечте — попасть в Запретные земли, пройти по стопам деда‑героя. Герой…

По лицу умирающего легкой тенью скользнула улыбка, осветила глаза, заставила в последний раз морщинки разбежаться в углад рта и замерла, трепеща, на губах.

Ловалонга был мертв.

Когда Каэтана очнулась от забытья, ее ждало потрясение. Они скакали во весь опор только вшестером. Ни отряда во главе с Зу‑Самави, ни — что самое страшное — Ловалонги с ними не было. Она находилась в мощных объятиях Бордонкая в седле его седого коня, а Ворон несся рядом и время от времени поворачивал к ней голову, словно приглашая занять свое место. Каэтана чувствовала себя прекрасно: ни жара, ни боли больше не было. А слабость, которая должна естественно ощущаться после таких ран, как рукой сняло, едва она поняла, что произошло что‑то непоправимое.

— Бордонкай, — позвала она. — Бордонкай! Что случилось?

Гигант обратил к ней лицо, на котором попеременно отразились все оттенки радости и печали. Он был безмерно рад, что госпожа наконец пришла в себя и теперь обязательно выживет, и не знал, как рассказать о гибели Ловалонги. Они, конечно, надеялись на чудо, но вот уже двое суток маленький отряд несся по пустынным землям к хребту Онодонги, и ни один всадник не догнал его. Друзья не говорили об этом вслух, но про себя никто не питал иллюзий — все понимали, чем грозит битва с противником, настолько превосходящим своей численностью.

— Бордонкай! — Теперь она говорит громко и уверенно. — Я вполне поправилась и хочу ехать верхом сама. А ты скажи мне, где тхаухуды? Где Ловалонга?

Великан тоскливо отворачивается от нее. Он счастлив, что она жива, но ему гораздо проще было умереть там, в ущелье, чем признаться, что он оставил умирать аллаброга.

— Жива! Госпожа жива! — во весь голос завопил альв. Эта новость, единственная хорошая за последние двое суток, доставила искреннюю радость членам маленького отряда. Они все подъехали поближе — Эйя, Габия, улыбающийся Джангарай и Воршуд, размахивавший в воздухе своей чудом уцелевшей кокетливой шапочкой с пером. Каэтана смотрела на этот видавший виды головной убор и рассеянно думала: «Смотри‑ка ты, еще цел».

Несколько минут спустя в маленьком отряде все еще царили радость и оживление. Каэтана заставила Бордонкая остановить коня и, невзирая на протесты своих друзей, буквально взлетела в седло Ворона.

— Мне болеть некогда, — сказала она упрямо. И болезнь поняла, что ее время вышло. И отступила. Все по очереди приложились за выздоровление к заветной фляге Бордонкая. И Каэ отчетливо слышала мысли друзей — каждый из них сознательно или бессознательно старается оттянуть минуту разговора о судьбе Ловалонги. Но наконец эта страшная минута настала. И Джангарай, как самый отчаянный, решается:

— Нас предали, госпожа. Тагары атаковали нас недалеко от ущелья, еще в Джералане. И Зу‑Самави со своими воинами и Ловалонга остались, чтобы прикрыть наше отступление. Они, — Джангарай набрал полную грудь воздуха и впервые произнес вслух мысль, которую каждый старался гнать прочь, — они, наверное, все погибли, дорогая госпожа…

Каэтана кивнула и, спешившись, молча побрела в степь. Они смотрели ей вслед, но никто не посмел за ней пойти. Наконец Воршуд не выдержал затянувшегося молчания и, потоптавшись, догнал Каэ и тронул ее лапкой за край одежды.

— У нас не было другого выхода, — тихо сказал он. Она обернулась, и он поразился, какими сухими и блестящими были ее пронзительные глаза.