Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Мы можем показать короткую дорогу до Хахатеги, — предложил Могаллан.

— Это прекрасно, — обрадовалась Каэ. — А заодно расскажите мне о том, кто здесь правит и чего можно ждать от здешнего государя и его подданных.

— В Хартуме нет государя. В нашей стране правит государыня Феана. Она очень стара и немощна, — моментально ответил Кобинан. — Несколько лет тому назад государством правил таурт Эливагар…

— Таурт? — заинтересовался Магнус.

— Да. Так в Хартуме принято называть монарха. Эливагар был справедливым и добрым государем, а Феана занимала положение вдовствующей таурты‑матери, к ней шли за помощью и заступничеством. Народ любил обоих правителей, и целое десятилетие Хартум прожил безмятежной жизнью. Но однажды Эливагар поехал на охоту и вернулся в свой дворец уже в гробу. Что с ним случилось, никто не знает. Кто говорит — дикий вепрь, кто — взбесившийся ягуар, кто грешит на урроха, но я даже не знаю, что это за зверь. Обвиняют ядовитых змей и загадочных монстров. Самое страшное в этой истории, что егеря и рыцари, сопровождавшие короля на этой охоте, умерли в течение недели, один за другим, в страшных муках, так и не успев добраться до Хахатеги и поведать таурте Феане, что же на самом деле случилось с ее сыном.

После его смерти, а он погиб бездетным, Феана вступила на престол и стала править Хартумом мудро и рассудительно. Мы было понадеялись на время благоденствия, но через полгода после того, как таурт Эливагар покинул этот мир, Феана стала болеть. Все чаще и все сильнее. Последнее время она вообще не встает с кровати, и каждый день герольды оповещают людей на площадях о состоянии здоровья нашей государыни. Наследников у нее нет, и судьба королевства не ясна.

— Печальная история. — Лицо богини невольно омрачилось. — Сколько горя и бед в любом месте Арнемвенда — что в простой деревенской хижине, что в королевских палатах. Иногда мне кажется, что я не смогу ничем помочь людям, потому что просто не успею всюду.

— Это уже не твоя печаль, — строго одернул ее Барнаба. — Твое дело стараться успеть, вот это с тебя будет спрошено по всей строгости.

— Твоя правда. А что скажешь ты, Магнус, по поводу этого рассказа?

— Что здесь не обошлось без постороннего вмешательства. Но думаю, не надо быть магом, чтобы понять это. Отправимся в Хахатегу и на месте посмотрим, как нам быть. Кстати, Каэ, дорогая, как нам угомонить ваш перстенек? Он мне все уши прожужжал.

— Ты тоже слышишь его болтовню?

— После того как вы об этом сказали вслух, я решил обратить на него внимание. Похоже, он так этому обрадовался, что заговорил со мной. Признаться, я и сам теперь не рад.

— Нахал! — брякнул перстень.

Каэ подпрыгнула в седле.

— Если ты немедленно не успокоишься, я снова вытащу камень из оправы и закопаю его посреди дороги… И я это сделаю. Ты меня не знаешь, но поверишь, когда с тобой случится эта неприятность.

— Знаю, знаю, — хмуро пробормотал талисман. — Что же это за судьба у меня такая горькая?

Каэтана начала подозревать, что прежние боги так запрятали его не из‑за необычайной ценности, а исключительно из соображений собственного спокойствия. Ведь иногда выясняется, что здравый рассудок — это не такая уж бесполезная вещь.

В отличие от Ронкадора, дороги в Хартуме были хорошо наезженными трактами. Во всяком случае, они не испарялись на полпути, и к столице отряд продвигался довольно быстро, на ночлег останавливаясь на обочине, в лесу. Люди, конечно, устали от постоянного напряжения, но не жаловались. Все прекрасно понимали, что могло быть и гораздо хуже. Храм Нуш‑и‑Джан на удивление легко расстался с талисманом, и Каэ иногда задумывалась над тем, не последует ли неожиданное продолжение этого приключения.

Перстень периодически оповещал ее о местонахождении талисманов Джаганнатхи. Если верить ему, а не верить причин не было (собственно, для того его и разыскали, чтобы он мог вещать себе на воле), то большинство этих предметов находились на своих местах без движения. Но несколько активно передвигались по Арнемвенду, и это внушало опасения. Каэ представляла себе, что один талисман должен находиться у Корс Торуна. Второй — у графини Бендигейды Бран‑Тайгир, если она жива, или у ее наследника. Еще один талисман есть у пропавшего без вести Деклы, а также у Элоаха, брата короля гномов Грэнджера. Какой‑то из талисманов, похищенный из дворца Зу‑Л‑Карнайна, обретался неизвестно где. Их было пять из ныне существующих двадцати девяти, но на своих местах постоянно находились только двадцать. Четыре украшения принадлежали кому‑то, о ком Каэ понятия не имела. Но, поразмыслив, она решила, что это дело будущего. Сейчас главная задача заключается в том, чтобы отыскать пресловутый предмет в столице Хартума Хахатеге и уничтожить его. Тоже занятие не для слабонервных, если учесть, какое количество темной силы будет выпущено в пространство.

С этими мыслями она и заснула, свернувшись клубочком возле костра. Номмо заботливо накрыл ее теплым плащом и уселся вместе с Магнусом выпить винца и побеседовать о том о сем. Обоим друзьям отчаянно не хватало Рогмо. И особенно Хозяину Лесного Огня. Он выглядел осиротевшей бабушкой — маленький, мохнатый, печальный. И хотя Номмо храбрился изо всех сил и хорохорился, всем было очевидно, что он тоскует по своему другу. Даже теплые отношения, внезапно возникшие у альва с бароном Банбери Вентоттеном, делу не сильно помогали. Целыми днями Номмо бывал занят, сильнее прочих уставал во время долгих конных переходов, валился без сил возле костра; но наступала ночь, и маленькому человечку снилась Энгурра, замок князя Аэдоны, веселая молодая женщина, которой он подарил белочку — ручную, шуструю и такую же радостную, как и жена князя. Снился ему маленький Рогмо, еще не имеющий представления о своей великой и скорбной судьбе, — обычный мальчишка, гоняющий по лесу со своими сверстниками‑сильванами; снилось альву огромное пепелище разоренного замка и погребальные костры… Случалось, что он плакал во сне, и тогда Магнус, Барнаба или барон Вентоттен будто бы невзначай будили его и приглашали побеседовать в ночной тишине.

Могаллан и Кобинан с благоговейным ужасом наблюдали за тренировками, которые устраивал своим воинам суровый Куланн. Командир сангасоев неустанно повторял с солдатами воинскую науку великого Траэтаоны, и те подчинялись ему с охотой. То, что они вытворяли со своими мечами, казалось братьям невозможным. Иногда они пытались подражать, но быстро смущались, конфузились и возвращались к своему месту возле костра. Однажды сердце Куланна не выдержало зрелища, представшего его глазам, когда Могаллан и Кобинан своими силами отрабатывали некоторые приемы боя на мечах. Он рявкнул на них так, что душа у молодых людей моментально скрылась где‑то в пятках, а может, и в более надежном месте, но они невольно вытянулись по струнке.