Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Послушайте, а почему же вы не воевали?

— Это трудный вопрос, великая богиня. Сперва мы не воевали потому, что не приняли людей всерьез. Ну как, скажи, убивать младенцев? Как смотреть друг другу в глаза после этого? Люди были настолько слабее, настолько недолговечнее: такие хрупкие и несчастные, они вечно страдали от голода и болезней, быстро старились и умирали. Нам было жаль их. А когда мы опомнились, то большая часть нашего племени была уже уничтожена. А у людей появился талисман Джаганнатхи. Не знаю почему, но на фенешангов он действует сильнее.

— Как на меня камень Шанги?

Мешеде кивнул с выражением сочувствия на прекрасном лице:

— Сейчас Чаршамба уже готовит отряд, который будет сопровождать его на гору Нда‑Али. Нам нужно торопиться. Никто не знает, чего можно ждать от этого человека…

— Или не совсем человека, — сказал Тотоя.

— Что ты имеешь в виду?

— Магнус описал тебе внешность короля Чаршамбы Нонгакая?

— Да, — не очень уверенно ответила Каэтана.

— Ему гораздо больше шестидесяти лет, но выглядит он не старше тридцатипятилетнего мужчины. Его молодость может длиться вечно: он хорошо заплатил за нее.

— Чем же платят теперь за вечную молодость?

— Сыном…

* * *

Чаршамба не выказывал никаких признаков гнева или даже неудовольствия. И Харманли Терджена это пугало гораздо больше, чем несколько казней, совершенных под горячую руку. Он маленьким смерчем носился по дворцу и его окрестностям, вынюхивая, выпытывая, выясняя. Его глаза‑уши сбились с ног, а о настроении и душевном равновесии можно было даже не упоминать.

К вечеру Чаршамба принял единственное верное в подобной ситуации решение. Он приказал собрать отряд для похода к горе Нда‑Али. Там он намеревался добыть второй талисман Джаганнатхи, чтобы с его помощью отыскать пропажу. Харманли Терджен предвидел этот ход и потому, задыхаясь от усталости, смиренно доложил повелителю, что отряд уже готов и ждет у главных ворот дворца.

Могущественный повелитель был жесток и свиреп, но отнюдь не безумен. И карал только за действительные, а не за мнимые провинности. И он прекрасно осознавал, что как бы ему ни хотелось сорвать свою злость на несчастном Харманли Терджене, тот нисколько не виновен в происшедшем. В конце концов, это сам Чаршамба упустил талисман. Король ни на минуту не заподозрил в краже фенешангов: он прекрасно знал, что они скорее умрут, чем прикоснутся к сокровищу Джаганнатхи. Враг, несомненно, был. И враг ловкий, сильный, расчетливый. Но чтобы с ним поквитаться, Чаршамбе Нонгакаю нужно было вернуть прежнюю силу. И эта сила до поры до времени дремала в пещере Ишбаала, на самой вершине желтой горы Нда‑Али.

Безумные хассасины едва сдерживали своих коней; Харманли Терджен хриплым, сорванным голосом выкрикивал последние распоряжения, а король одевался в своих апартаментах, когда ему доложили, что странного вида старик предлагает повелителю помощь в поисках пропавших рабов — фенешангов. Слуга, принесший это известие, вел себя как человек, попавший между молотом и наковальней. Он до смерти боялся своего господина, но видно было, что и старик чем‑то его потряс, раз он осмелился вообще о нем заикнуться, да еще в такой неподходящий момент.

Все эти мелочи Чаршамба умел замечать до того, как кровь бросалась ему в голову. И дерзкий слуга не был наказан. Король бросил ему глухо звякнувший мешочек с золотом, которых держал наготове несколько десятков — прикармливать свою челядь, как птиц, — и приказал ввести посетителя.

Понтифик Дайнити Нерай сильно удивился бы, узнай он, что его верховный маг так зачастил на Иману. И возможно, даже спросил бы: «Ну? «Великого Понтифика здесь не было, но Корс Торуна весьма насмешило, что Чаршамба, не отрываясь от осмотра своих доспехов, резко и нетерпеливо бросил:

— Ну!

Какие разные люди, какие различные цели и диаметрально противоположные темпераменты, а способ выражения — один…

— Великий король и мудрый отец, — вкрадчиво произнес маг, и Чаршамба побледнел, обернулся.

— Что ты сказал? — спросил он хрипло.

— Мой господин уже знает о твоей неприятности, продолжал Корс Торун, будто не слышал вопроса короля. — И прислал меня, чтобы помочь. Он верит в то, что именно могучий Чаршамба станет вторым Джаганнатхой и поможет ему выиграть Вторую войну.

Нонгакай смотрел на старца приподняв правую бровь. Его лицо — умное и жесткое — в этот миг могло поразить странной, нечеловеческой красотой.

— Я пытался заключить сделку с Катарманом Керсебом и получить голову своего врага, — открыто заявил старик. — Но этот олух оказался еще глупее, чем я предполагал. Я не хотел беспокоить по таким пустякам тебя, могучий повелитель, но нынче у нас с тобой один враг, и наши цели сходятся… Твой талисман уничтожен!

Чаршамба издал звериный рев. Он слепо верил дряхлому старику со сверкающими глазами юноши — или демона? Чем‑то они были похожи, старик и король.

— Это могла сделать только она — Кахатанна, Богиня Истины, кость в горле нашего повелителя! Убей ее, и Мелькарт прикажет Ишбаалу отдать тебе второе сокровище Джаганнатхи. Убей ее! И Мелькарт отдаст тебе всю Иману, а может, и не только ее.

— Как? — коротко спросил Нонгакай.

— Я дам тебе камень Шанги — единственную вещь, которой она боится. Ты должен будешь прикоснуться к ней этим камешком, легко‑легко. И увидишь, как проста будет победа.

— У Керсеба тоже был камень Шанги?

— Да, — скрипнул зубами Корс Торун.

— И это ты провел его из подземелья Бурганского замка на границу Эль‑Хассасина и Хартума. — Сейчас король уже не спрашивал, а утверждал.

— Да, я.

— Тогда Катарман Керсеб был еще большим глупцом, чем я думал, — рассмеялся Чаршамба. — Давай сюда свое тайное оружие, и наш повелитель не пожалеет… Где она?

— Несется вскачь к горе Нда‑Али. Ты догонишь ее и без моей помощи.

— Сколько с ней человек?

— Всего около шестидесяти. Но помни об участи Керсеба, не надо их недооценивать.

— Постараюсь, — сказал король. — А что, повелитель Мелькарт гневается на тебя?

Корс Торун прожег его ненавидящим взглядом, но голос его звучал ровно и спокойно, когда он произнес:

— Я не единственный, кто не может справиться с ней. Да, господин недоволен. Но не мной, а течением событий.

— Прощай, старик, — сказал Чаршамба Нонгакай. Ко времени окончания этого недолгого разговора он уже был полностью облачен в доспехи и опоясан любимым мечом. Двадцать лет он провел в седле, командуя войсками ордена Безумных хассасинов, и эти годы не прошли зря. Даже теперь король мог легко обходиться без услуг рабов и оруженосцев, да и в еде и питье был умерен и неприхотлив.

Они вместе вышли из покоев короля. Чаршамба Нонгакай двинулся к парадному выходу в сопровождении целой армии слуг, придворных, сановников и личной охраны.