Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

И все же кое‑каких успехов матгей добился. Он нашел в обоих городах по несколько человек, избежавших смерти. Они были профессиональными нищими и имели особый вес в преступном мире. Потому их прятали за определенную плату. Выяснив эти подробности, граф Пелентонг предложил укрывателям сумму втрое большую за возможность побеседовать с их подопечными и даже дал слово рыцаря, что не станет преследовать ни тех, ни других, удовлетворившись устным свидетельством.

Здесь граф остановился, выжидательно глядя на своих королей. Он понимал, что его поступок был беспрецедентным, однако и ситуация ему соответствовала. Меджадай знаком дал понять, что не осуждает маттея и понимает, что священное слово рыцаря было дано преступникам ввиду крайней необходимости.

Двое свидетелей выжили в Аджа‑Бале и трое — в Бахр‑Бале. Может, их нашлось бы еще больше, однако, услышав главное, маттей не стал терять драгоценное время на поиски остальных. Пелентонг подробно, стараясь не упустить ни одной детали и мелкой подробности, передал владыкам слова одного из нищих, справедливо рассудив, что всякая мелочь может пригодиться магам и мудрецам, когда они станут разгадывать эту тайну.

Человек этот, чье имя никто толком не смог запомнить, рассказал, что все случилось около полудня. Это время, когда в храм идут толпы людей, жрецы суетятся, а нищие собирают самые щедрые пожертвования. В характере людей пытаться откупиться мелочью от любого божества, даже такого, как Ишбаал, которому на добрые дела смотреть не хочется. Но поскольку служители этого грозного и мрачного бога постоянно требуют от посетителей храма денег, то и нищим никто не отказывает. Хоть медяк, но попадет в протянутое деревянное блюдо либо в подставленную ладонь. Оттого места поближе к ступеням ценятся выше.

Те люди сразу привлекли его внимание. Ведь в Эль‑Хассасине народ сплошь буйный и даже в храм идет без особого почтения: женщины наряжаются побогаче, мужчины хвастают дорогим оружием. Не принято входить в храм Ишбаала так, словно нет на земле места священнее. Происходит это еще и по той причине, что все хассасины от мала до велика знают, что их жестокий бог на самом деле живет в недрах Медовой горы Нда‑Али и его храмы — не более чем способ связаться с его духом, не более чем дань преклонения перед ним.

Потому целая процессия — человек десять — пятнадцать — в темных длинных одеждах, в капюшонах, надвинутых на самое лицо, выглядела несколько нелепой на фоне шумной и разряженной толпы. Тот нищий протиснулся к ним поближе, рассуждая так: что раз уж они настолько благочестиво настроены, что поступают вопреки давним традициям, то, может, и подадут больше. Он подполз к одному из этих паломников и подергал его за полу темного одеяния, умильно заглянув снизу вверх ему в лицо. И тут же отшатнулся в ужасе.

Он не разобрал всего, потому что большая часть лица паломника была скрыта в тени, однако глаза его он каким‑то образом разглядел. И он утверждал, что они были сплошь черные. Огромные и черные, словно обсидиановые.

Паломники бесцеремонно растолкали толпу; однако вместо протестов или хорошей драки, которую непременно учинили бы неистовые хассасины в подобном случае, все поспешно разошлись. Нищий и сам почувствовал животный ужас, настоящую панику. Оглядевшись по сторонам, увидел, что и его товарищи по ремеслу тоже как‑то странно озираются и лица у них перекошенные. Он и решил не испытывать судьбу, а уносить ноги, пока цел.

Спеша убраться подальше, он заметил только, как поднялись к дверям храма эти невероятные существа и как захлопнулись тяжелые бронзовые двери, едва они ступили за порог.

* * *

— Все ясно и все сходится, — сказал Харманли Терджен, когда его повелители удалили из зала Малого совета всех посторонних. — Маттей Пелентонг — разумный человек, и он сделал больше, чем смог бы на его месте кто‑либо другой.

— Что тебе ясно? — нетерпеливо спросил Рорайма.

— Те туманные фразы и намеки, которыми я по горло насытился в Ятте. Теперь, выслушав доклад маттея, я понимаю, что никаких намеков никто не делал — мне все рассказывали простым и четким языком, только вот я не был готов принять истину. А она печальна, мои повелители.

Когда я переступил порог здания магистериума, мне навстречу вышел какой‑то невероятный старик, похожий на ожившую мумию, и сказал, что меня уже с нетерпением ждут. Им было известно о том, что храмы Ишбаала разорены, а жрецы убиты. Но жители Ятты не поклоняются нашему богу, оттого смотрят на вещи трезвее; правда, я подумал, что это ересь…

Не стану утомлять вас подробностями: мне поведали, что погром в храме учинили приспешники второй — и главной — сущности Ишбаала.

— Это еще что за вторая и главная?

Меджадай Кройден был готов к любым неожиданностям, но Ишбаала привык почитать с младых ногтей и разные толкования своей религии умел искоренять только огнем и мечом. Существование какой‑то второй, скрытой, главной части его божества повергло отважного воина в ужас.

— Нам придется привыкать ко многим неприятным вещам, владыка, — склонился перед ним Терджен. — Мне самому многих усилий стоило сдержаться и не покарать нечестивцев, позволивших себе столь вольно рассуждать о нашем божестве. Однако я очень рад, что мне удалось соблюсти приличия.

Знания не несут радости и облегчения, а одну лишь печаль и ответственность, сказал мне тамошний глава.

Выслушай же ответ магов Ятты: все, что случилось в Эль‑Хассасине, — и трагическая гибель сыновей Пелентонга, и смерть многих наших воинов, и погибшие храмы — все это произошло с ведома и по одобрению самого Ишбаала. Но деяния сии были совершены не его приспешниками, а некими морлоками — проклятыми эльфами, которые служат повелителю Зла, Мелькарту.

— Стой, — поднял руку Ретимнон. — Я вообще ничего не понимаю. Какие морлоки? Какой Мелькарт? Я был уверен, что Ишбаал гневается на нас за то, что мы допустили смерть короля и утратили два талисмана — главное наследие Нонгакаев.

— Талисманы тоже сыграли свою роль, но не это главное. Все эти события предопределены заранее. Маги Ятты утверждают, что мир приходит к своему концу и Зло поднимает голову. Морлокам нужна кровь, Мелькарту нужна власть над этим миром, Ишбаалу нужна свобода…

— А разве он несвободен?

— Нет, конечно. Он не обитает в горе Нда‑Али, но заточен в ней и не имеет возможности выбраться наружу. А потому он своей силой призвал на помощь Мелькарта, являющегося его большей и гораздо более могущественной частью…

— Ничего не понимаю, — упрямо повторил Меджадай Кройден.

Ему казалось, что сейчас, прямо у него на глазах, рушится весь его мир. Теперь он не знал, как поступать, что делать, и тяжесть ответственности давила на него, словно весь небесный свод.