User - o b239b172f5745d3b

детей наших!

О, Святый Боже, услышь раскаявшихся, возьми в свои руки жизни не ведавших, что есть

зло настоящее, не отдай во власть тёмной силы Души наивные, не просвещённые!

И гори над Миром заря Любви, изымая из лона неверия заблудшихся не по воле своей!

Стиха требует Душа. И я покорно роняю на паперть памяти стих кротости и святости

нашей:

Зелёными лучами вилась сия тропа.

Дремучими лесами, где голос века спал,

Неслась она над морем и в Космос пролегла.

Ей лучик сердца вторит. И на Небе взошла

Светла и первозданна надёжная звезда.

Она мерцает странно, как в озере вода.

С. Есенин, А. Блок, 1990.

ДУХ ПРОТИВОРЕЧИЙ

Медитация

СВИРЕЛЬ:

Ты глядишь с фотографий так нежно,

Что я чувствую Душу твою.

Но скажи, почему так небрежно

Ты сказал мне сегодня: «Люблю!»

Будто бросил в меня это слово,

35

Будто бросил в меня и ушёл…

Ах, Есенин ты мой чернобровый!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, мне с тобою хорошо.

Поток неумолимый

несёт меня в космическую высь.

Стихи плывут к Земле. Скажи, они не мимо

промчались? Ну, родная, отзовись!

СВИРЕЛЬ:

Нет, мой родной, стихи ловлю я точно.

И, коли стих направлен в сердце мне,

Кто даже бы хотел поймать его нарочно, –

Тот стих нашла бы я в любой стране:

Пусть в Африке, в Европе, в Антарктиде, –

Повсюду отыскала бы твой стих!

И на тебя, мой друг, я не в обиде,

Что ты молчал или совсем затих!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Нет, не затих, представь, я тщусь надеждой

прийти к тебе в полуночную тьму.

Как Пушкин говорил:

он сердцем милый был невежда, – про Ленского…

СВИРЕЛЬ:

Нет, милый, ты подобно самому

Онегину идёшь ко мне, уверен,

Что сердце покоришь

и страсть мою зажжёшь.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не знаю я, но мы ещё проверим,

что сердце может или мысль,

коль ты не лжёшь, что нежность

ещё жива!

СВИРЕЛЬ:

Есенин мой, ты нежности запас

на много тысяч дней.

Скажи, мой друг, права иль не права?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Без нежности не дышит и трава.

А ты хотела б, чтоб мужчина тлел

без нежности и ждал благословенья

Всевышнего на эти чудеса?

СВИРЕЛЬ:

Я думаю, что ты и полчаса без женщин не живёшь.

Скажи, мой милый, молодёжь

тебя в твоём дому нередко посещает?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, я, спасибо Богу Самому, нечасто разлучаюсь

С прекрасными и нежными как сон прелестницами.

Это видят люди.

СВИРЕЛЬ:

Тогда тебе не скучно, милый мой.

И ты, с любовью их под радугой венчаясь,

Скликай со всех сторон других,

чтоб был твой день не только свят,

но бесконечно труден.

36

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я не только со многими, даже с одной

Не встречался до встречи с тобой.

Пусть не трогает это тебя, но тропой

По рябиновым звёздам сквозь сон

Я пройду в эту осень, и золотонос

унесёт нас в золотозвон.

СВИРЕЛЬ:

Ты так разумно и светло внушаешь

Необходимость страстного свиданья,

Что я теряюсь – что тебе сказать.

Но отмечаю, что полны противоречий

Твои рябиновые ласковые речи.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Меня ты хочешь наказать

за то молчанье, что вынуждено было.

Не думал я, что ты меня забыла!

СВИРЕЛЬ:

Забыть тебя, мой милый, невозможно.

Но на свидание прийти мне очень сложно.

Во-первых, поздно – первый час.

А муж не спит и смотрит телевизор.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Тогда скажи ему: приму я вызов

И докажу, что он тебе не муж.

СВИРЕЛЬ:

А кто же он? Скажи мне.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Он – Душа чужая в этом доме.

Твои страданья, думы чужды ему.

Он спит и глух, Душой и сердцем пуст.

СВИРЕЛЬ:

Да ты, Серёжа, златоуст,

не только златокудр.

Но, может, он умён и мудр?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да не умён он. Если б был умён,

Он бы тебе помог в духовной этой жизни.

А ты всю жизнь одна. И знаешь,

он тебя хоть сколько-то берёг!

СВИРЕЛЬ:

Семья – огромная страна, где неохватно море

забот, тревог, усилий и дорог.

И кто хозяин в ней, и кто попутчик в горе –

проверить может только рок!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да Бог с ней, с той семьёй. О ней писали много

и пишут, поучают и кричат.

А к счастью где, скажи, найти дорогу?

Об этом все, не сговорясь, молчат.

А счастье, я скажу, – в душевной силе,

Не в узах, обязующих к родству.

И если вы совсем о том забыли,

простора дайте естеству!

А соль Земли – любовь подобна сказке, а не были!

СВИРЕЛЬ:

37

Серёженька, ты очень мудр и светел,

и прост и сложен, честен, как янтарь.

Но ты одно, мой милый, не заметил,

что мы живём, как встарь. –

Дикарки в чувствах и, наверно, поостыли.

И точные все смещены понятья.

Вот ты мне говоришь – снимай скорее платье,

А я хочу, чтобы меня простили

родные за твои объятья!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, ты дикарка, точно,

как груша дикая в лесу.

Смотри, тебя я унесу

к себе, где Солнце в Небо строчит

свои лучи. Кричи иль не кричи.

Когда родная полюбить не хочет,

Откуда к сердцу взять ключи?

СВИРЕЛЬ:

Возьми тот ключ у Солнца.

Его же луч пронзает этот стих.

Пристройся у оконца

и в сердце самое любимой запусти!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Мой пыл почти совсем угас.

Всё реже утреннее Солнце

Ко мне врывается в оконце

В таинственный и нежный час.

Приметам осени покорный,

Я молча пью тот свет притворный.

А про себя хохочу –

Я пить уж больше не хочу!

СВИРЕЛЬ:

Печаль и радость, споря меж собою, спросили как-то:

Ветер, скажи, кому любовь принадлежит?

И что же ветер им ответил?

Он их спросил: А где она лежит?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты хочешь жить? Ну, повторись тогда,

чтоб в этом взоре

играл не только твой, но и другой,

Настолько сердцу дорогой,

Что светит в радости и в горе.

Август, 1989. Есенин – Свирель.

ВСЯ РУСЬ – МОЯ

Вся Русь была моей. Её я обнимал.

Я с бёдер лип осыпал позолоту

На лист своих стихов, где золото полей,

Не зная меры, не измерил кто-то.

И не измерить золота вовек

В стихах, рассыпанных

моей родной Державы.

Вся Русь – моя. Я – Новый Человек.

И дело не в кичливости и славе.

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

38

К НОВОМУ БЕРЕГУ

Я к берегу пристал. Но Дух на волю рвётся.

Золотозвон полей мне сердце бередит.

О, Русь моя, что сердцу остаётся?

Оно одну строку в Душе твердит:

Люблю я Русь. Я всюду Русью болен,

вблизи, вдали.

Сказать тебе – я сам себе не волен.

Жгу корабли.

Они сгорели. Я остался с Русью.

Иду к скитам.

Я всюду свой – Есенин, в корень русский

И Аз ВОЗДАМ!

С. ЕСЕНИН, 1989.

ТАКОВА ЖИЗНЬ – С Е ЛЯ ВИ

Нет, я не против святости. Изволь,

Скажу тебе, пожалуй, как Высоцкий,

Хоть по-немецки пошучу: «Я волль!»,

Хоть по французски: «Се ля Ви, я плотский!»