Valery Angulys - Bad girls dont cry I

На данный момент я решила отсрочить казнь своей «опять бывшей» подруги. То ли пряники смягчили меня, то ли еще что. Я решила просто ничего не говорить. Пусть Анна не догадывается о моих познаниях. Конечно, можно наброситься на неё с криком «Сука, говори правду!» или банально с кулаками. А смысл? Что это изменит? К тому же, когда ты счастлив, подобные мелочи мало затрагивают. Прими к сведению, будь осторожен. Вроде всё.

— Збят уздалые игруш-ш-ш-ки! — громогласный напев Хламиды заставил нас поперхнуться пряниками. — Ай нид транслэйтор-р-р ( Мне нужен переводчик ).

— I’ll go ( Я пойду ), — добровольно вызываюсь.

— Правда хочешь? — недоверчиво кривится Натали.

— Проветрюсь.

Мне не слишком улыбается сидеть в кабинете. Во-первых, напрягает присутствие Анны. Пусть я ничего не собираюсь высказывать, приятного мало. Во-вторых, немецкий переводчик теперь не отцепится с «агрегатом». Лучше поброжу по родному заводу, подышу свежим выбросом.

Выезд на площадку обещал быть коротким. Хламида с воинственным видом оббежал несколько объектов, я равнодушно семенила следом. Всё шло по плану. То есть ничего из оборудования не работало и не устанавливалось должным образом. В заключение осмотра мы спустились в гидроподвал. Хламида развил бурную деятельность, осматривая каждый винтик, падал на колени, катался по полу, пытаясь исследовать труднодоступные места. Его штаны неумолимо сползали, открывая сомнительной красоты виды. Я достала мобильный и скромно клацала кнопочки в сторонке. От искушений надо держаться подальше.

Когда мы поднялись на поверхность, Хламида издал удивленный рык и застыл на месте. Я тоже застыла и, мягко говоря, офигела. Очень мягко говоря.

Дымовая завеса насыщенного серо-буро-черного оттенка клубилась просто перед нами, с каждой прошедшей секундой стремительно приближаясь, набирая обороты. Отвратительный запах наполнил легкие.

«Я слишком молода, чтобы умирать», — натягиваю ворот свитера на нос, чтобы вдыхать поменьше неведомой фигни.

«Я не успела составить завещание», — горло скребет, начинаю кашлять, а глаза слезятся.

«Мне и завещать-то нечего!» — вот это на пороге смерти особенно неприятно осознать.

«Какое на фиг завещание? Я не хочу умирать!» — вопит внутренний голос.

— Лора, ви маст лив фром хир ( Лора, мы должны уйти отсюда ). Р-р-райт нау! ( Прямо сейчас! ) — Хламида быстро делает несколько исторических кадров напоследок, хватает меня за руку и тащит на выход.

Здесь, как в «Адмирале», съемка запрещена, но, ежели никто не видит, можно, только осторожно.

Как выяснится позже, горит кабель в подвальных помещениях. Гореть будет еще два дня, и в атмосферу выделится достаточно опасный химический коктейль. Ядовитая дрянь пропитает воздух, осядет везде, где только можно. Погибнут люди, другим людям придется наводить порядок, вдыхая эту самую ядовитую дрянь снова и снова, потому что никакой защитной одежды и респираторов им никто не предоставит. Ограниченное финансирование означает, что загрязнение выше нормы по определению невозможно. Это печальная реалия жизни в государстве, где всем плевать на твою жизнь и здоровье.

На самом деле, не слишком оптимистично. Совсем нет.

Чуть позже фон Вейганд заявит нашему начальству, что ни один из его работников не выйдет в цех до получения результатов независимой экспертизы относительно уровня загрязнения.

— Всё в пределах нормы, — торжественно заверит местный эксперт.

— Можно работать, — начальник умилительно улыбнется.

— Our specialist will check ( Наш специалист проверит ), — обломал всех Ригерт.

И у нас, переводчиков, будет продолжительный отпуск от выездов в цех. До выяснения обстоятельств.

А я… ну а что я? Я буду млеть в крепких объятьях шефа-монтажника. Как же он меня схватит, когда узнает о пожаре! Прижмет поближе, заглянет в мои покрасневшие глаза и позволит уловить выражение тревоги на обычно непроницаемом лице.

«Ему не всё равно», — сладко пропоет моё сердце и забьётся часто-часто.

***

— What is it? ( Что это? ) — ошалело поинтересовалась я, перебирая врученные мне стопки долларов.

— Twenty five thousand ( Двадцать пять тысяч ). For clothes ( На одежду ), — невозмутимо отвечает фон Вейганд.

Теперь стыдно сказать, что я имела в виду гривны, а про доллары не мечтала. Сколько же всего на них можно купить.

Шеф-монтажник уезжает в неизвестном направлении.

— I will be late ( Я буду поздно ), — говорит он и чмокает меня в щечку на прощание.

Сегодня суббота. Ровно неделю живем вместе, а секса ни разу не произошло. Мои месячные закончились. Где грязные намеки? Порочные предложения? Зачем я из дома уходила? Не спорю, очень круто спать, когда он прижимается крепко-крепко. Однако хочется большего.

Мне звонит Анна, но я не собираюсь отвечать, потом звонит мама, и приходится поставить на тихий режим. Неплохо бы поговорить с кем-то по душам. С кем? Мама опять начнет взывать к моей совести, уговаривать вернуться в отчий дом. Про Анну даже думать не хочу.

Я беру немного виски, смешиваю с колой и врубаю высокоинтеллектуальный телевизионный сериал «Отбросы». В очередной раз пересматриваю первый сезон, хихикаю, то ли шутки смешные, то ли виски крепкий. Скорее всего, оба варианта. Меня исключительно вставляет, а потом расслабляет. Взгляд то и дело тянется к ноутбуку фон Вейганда, стоит, зараза, соблазняет.

Лучший способ побороть искушение — поддаться ему. И кто я такая, чтобы спорить с Оскаром Уайльдом?

Сериал поставлен на паузу, еще немного виски-колы для вдохновения – и понеслась душа в рай. Я испробовала все наиболее возможные комбинации, потом маловероятные и самые невероятные, как то: моё собственное имя и название нашего доблестного завода. Ничего не срабатывало. Не помогало ни виски, ни кола. В конце концов, я поставила непокорный ноутбук на стол, выпила еще немного (на этот раз для поднятия настроения) и решила потанцевать. Не уверена, что в моих поступках присутствовала рациональная связь. Я действовала по наитию.

Врубаю музыкальный центр настолько громко, чтобы соседи прослезились. Рок, если не ошибаюсь. Похоже на рингтон Натали.

— Звуки преисподней, — осуждающе повторяет немецкий переводчик всякий раз, когда ей звонят, и чуть ли не крестится.

Кто бы говорил! Бывший фанат Раммштайн, который, по собственному признанию, в университетские годы читал «Майн Кампф» и ходил на душевные вечеринки скинхедов. Теперь он раскаялся, стал хорошим, но, как услышит Раммштайн по радио, подпевает. К чему бы это?

Я немножко поплясала, освежилась новой порцией виски-колы и отправилась принимать расслабляющую ванну. Вылила всю пену, какую нашла, ещё что-то из тюбиков, похоже, затронула его лосьон после бритья. Комната мгновенно наполнилась Им. Его запах — лучший запах на свете.