Калия Рид - Распутывая прошлое

Тим ничего не отвечает. На самом деле, чем дольше мы разговариваем, тем более не комфортно ему становится: то он ерзает на своем месте, то поправляет свои очки каждые несколько секунд, то прочищает горло, будто пытаясь что-то достать оттуда. Я сужаю глаза.

— Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — спрашиваю я тихо.

— Ничего, — произносит он, ее голос жесткий и холодный.

« Лжец » , — думаю я.

— Да брось, — уговариваю я. — Скажи мне, наконец, правду. Расскажи, почему ты обвиняешь меня в том, что я слишком сильно привязалась к своему пациенту, когда сам звонишь ее родителям и уведомляешь обо всем, что я делаю, опять же, с о своим пациентом.

— Ты забываешь, что до твоего появления она была моим пациентом.

Я бросаю ему тяжелый взгляд. — Ты знаешь ее семью за пределами «Фэирфакс»?

Его ответ был слишком быстрым. — Нет!

— Врешь, — на этот раз я озвучиваю свои мысли.

Мы смотрим друг на друга. Я не намерена отступать. Он пришел в мой кабинет. Он сказал мне, что ее забирают. Он должен мне все объяснить.

Тим громко вздыхает и трет переносицу. — Родители Наоми... мои близкие друзья. Отец Наоми был обеспокоен поведением дочери. Я посоветовал ему обратиться за принудительной госпитализацией, чтобы ее можно было поместить сюда. План заключался в том, чтобы оставить ее тут на несколько месяцев. Это должно было помочь узнать, что с ней происходит и дать все-таки Наоми шанс поправиться.

Я откидываюсь на спинку своего кресла, чувствуя, словно меня только что пнули в живот.

— Так вот какое, — я изображаю пальцами кавычки в воздухе, — « одолжение » ты им сделал.

— Можешь называть это так, — осторожно говорит он.

— Полагаю, ее родители просто хотели выкроить себе побольше времени, чтобы определиться, что же с ней сделать. Я права?

— Я этого не говорил.

— Но тебе и не нужно было это говорить. Я же не идиотка, Тим. Ее родители никогда не навещали ее. Ни разу. По сути, я даже ни разу не разговаривала с ними.

— Придержи-ка свое осуждение, — резко отвечает Тим.

— И ты еще умудряешь меня винить за то, что я их осуждению? Это же их дочь. — Я не могу скрыть презрение из своего голоса. — Так это ты подсуетился, чтобы ее поместили сюда. Тоже самое ты сделал, чтобы ее выписали?

— Конечно, нет!

— Конечно, нет, — медленно повторяю я. — Особенно учитывая тот факт, что мама Наоми сама поместила ее в «Фэирфакс», давая свое согласие на то, чтобы мы заботились о ее дочери! А затем она таинственным образом появляется и выписывает свою дочь, потому что считает, что ее дочери уже лучше.

— Не рассказывай мне, как работает это место, — говорит он резко. — Я работаю тут намного дольше тебя.

Мои растопыренные ладони ложатся на стол, когда я наклоняюсь ближе к нему и очень медленно произношу:

— Тогда веди себя соответствующе.

Его глаза превращаются в щелочки.

Я хватаю свой халат со спинки кресла и сумочку с пола. Гнев заставляет мою кровь закипать, но, если быть до конца честной, то во мне присутствует и небольшой кусочек страха. Я подхожу к двери.

Тим ерзает на своем стуле. — Куда ты собралась?

Я ногой удерживаю дверь открытой. — Сказать директору этого заведения, чтобы он положил этому конец.

Тим снимает очки, внимательно осматривая линзы и протирая их краем своего белого халата. — Наоми вместе с мамой уехала около часа назад.

Я изумленно смотрю на него. Его равнодушие ко всей этой ситуации говорит красноречивее всяких слов. Я понимаю, что лучше буду слишком сильно заботиться о своих пациентах, чем вообще перестану что-либо испытывать по отношению к ним. Я не хочу превратиться в Тима Вудса.

Я с отвращением смотрю на него. — Она не готова еще вернуться в реальный мир. Если бы ты действительно был врачом, ты бы отодвинул в сторону свои отношения с ее родителями и поступил так, как было бы правильнее для нее.

Я вышла из кабинета, не беспокоясь о том, что он скажет мне в ответ.

— Она всего лишь пациент. Пациент, Женевьева! — кричит Тим. — Перестать относиться к ней, как к члену своей семьи.

Медсестра и несколько пациентов останавливаются в коридоре и в шоке смотрят на Тима. Я игнорирую их. Направляясь по коридору в сторону выхода, я роюсь в своей сумочке в поисках ключей.

— Я здесь, чтобы увидеться с Наоми, — произносит глубокий, мужской голос.

Я резко останавливаюсь и вижу Лаклана Холстеда.

Я забываю про ключи и иду к нему. Я прерываю его разговор с медсестрой. — Ты разговаривал с Наоми? — нетерпеливо спрашиваю я.

У меня нет времени на проявление вежливости. Время работает против меня.

Его брови хмурятся. Он выпрямляется. В этих карих глаз сразу же читается внимательность, словно имя Наоми служит для него переключателем. Любое весомое воспоминание Наоми о своей жизни связано с этим мужчиной.

— Нет еще, а что? Что происходит? Где она?

Я уже собиралась ответить ему, как заметила, что медсестра за стойкой смотрит прямо на нас. Я отвела его в сторону. — Ее мать выписала ее сегодня.

Кровь отливает от его лица. Он сжимает челюсть, закрывает глаза и отворачивается. Возникает ужасная пауза, когда мне кажется, что он вот-вот взорвется прямо у меня на глазах.

— Лаклан, ты меня слышишь?

Он кивает и снова поворачивается ко мне.

— Вы …

Я прерываю его. — Я ее не выписывала. Я бы никогда бы не позволила этому случиться. Я сама только что узнала, что ее мать забрала ее больше часа назад.

Он потирает лицо рукой. — Твою мать, — шепчет он гневно. — И кто же тогда это сделал?

У Лаклана в глазах застыл этот взгляд. Озадаченный и опустошенный. Подобный взгляд появляется у тех, кого ведет злость. Они не успокоятся, пока не выместят свою агрессию.

— Сейчас это не имеет значения, — произношу я ровно. — Мне просто нужно найти Наоми. И сделать это надо, как можно скорее.

Лаклан пристально смотрит на меня некоторое время, а затем указывает на парковку. — Следуйте за мной.

Я улыбаюсь ему с благодарностью. Мое сердце успокаивается, и на секунду мне начинает казаться, что все будет в порядке. Мы с Лакланом практически уже вышли из лечебницы. Нам осталось сделать всего лишь несколько шагов. Но затем я слышу голос доктора Вудса. И Лаклан тоже слышит его. Он перестает идти вперед и разворачивается. Я поворачиваюсь вместе с ним. Доктор Вудс идет в приемную, смеясь с медсестрой, которая идет вместе с ним. Он смотрит на входную дверь, его взгляд смещается в сторону, а затем возвращается обратно. Его глаза расширяются, но не при виде меня, а из-за Лаклана. Я понимаю, что эти двое знакомы друг с другом за пределами «Фэирфакс».

Лаклан срывается с места. Он не останавливается, пока не достигает доктора Вудса, практически нависая над ним.