Мишель Уоррен - Он+Она

Я всё еще не решила, стоит ли воспользоваться подарком Хью - путёвкой во Францию, но мне необходимо принять решение за эти выходные. Папа говорит, что Хью пытается купить моё прощение. Я не спорю с ним, так как в душе знаю правду: он не намерен сделать это таким образом. Несмотря на то, что совершил, он заботливо относится к моим мечтам, и я, как и мама, думаю, он хочет увидеть, что я продолжаю жить, даже если он и не станет частью этой жизни.

Некоторое время спустя сворачиваю на новую дорогу и проезжаю несколько миль по деревне, пока не доезжаю до Прихода Всех Святых. Объезжаю кругом старую кирпичную церковь и останавливаюсь рядом с задним крыльцом, чтобы оставить велосипед.

У меня здесь назначено свидание. Беру свои вещи и прохожу через кладбище к надгробию рядом с небольшим кизиловым деревом, которым отмечена могила Брена. Убираю засохшие цветы из вазы на могиле и ставлю в неё букет диких рудбекий (прим. ред. Рудбекия - это род травянистых растений семейства Астровые; в настоящее время рудбекия волосистая считается символом американского штата Мерилэнд).

Затем я открываю рюкзак, достаю из него плед и усаживаюсь на него с ланчем. Единственная проблема этого свидания в том, что он не может со мной разговаривать. Это сделало бы доктора Ливи счастливее, но не меня. Если бы Брен мог отвечать, то я спросила бы его, как должна поступить с Хью. Брен знал бы, что делать: он всегда был моим первым слушателем, моим болельщиком, человеком, с которым я мечтала, и моим лучшим другом.

Во время этих встреч мне отчаянно хочется плакать. И хотя уже прошло два с половиной года, мне до сих пор безумно не хватает его. Сейчас его смерть не настолько убивает жизнь во мне, как это было тогда, когда я, наконец, поняла, что его больше нет. Он уходит из моей памяти, но не из сердца. Во мне навсегда останется его частичка.

Я рассказала ему об этой неделе.

- Я официально освоила технологию изготовления печений с предсказанием. Я даже разработала несколько разных вкусов для печений и глазировок. Пока что маминым любимым является красное бархатное печенье, покрытое сливочным сыром, а папа до сих пор верен печенью с кленовой начинкой, обсыпанному крошкой из жареного бекона. Мне кажется, оно больше подходит для мужчин, чем красный бархат, - я мелю всё, что приходит на ум, зная, что он внимательно слушает.

- Но это не то, о чём мне хотелось поговорить. Ты знаешь, зачем я здесь. Мне нужно обучиться другой части моего бизнеса - части, касающейся вина. Мне кажется неправильным принять этот подарок от Хью, не посоветовавшись с тобой, - в ответ, конечно же, тишина. - Это та часть фильма, когда ты должен подать мне знак - дождевая туча, окатывающая меня водой, или простой удар молнии, но только не слишком близко. Я устала лежать в больнице.

В ответ ничего. И я принимаю тишину за отрицательный ответ.

- Всё нормально. Я понимаю. Я пока и сама не уверена, готова ли отпустить ситуацию. Я имею в виду, что начинаю учиться этому и знаю, тебе это понравится, ты хочешь, чтобы я жила дальше и всё такое, но это нелегко.

Я больше не произношу ни слова. Доедаю сэндвич, затем ложусь рядом на солнышке, от которого меня наполовину закрывает тень дерева. Птицы надо мной перепрыгивают с ветки на ветку, строя гнездо. Кладу руки за голову и вытягиваю ноги, наслаждаясь теплом на лице.

Расслабившись, закрываю глаза и засыпаю. Некоторое время спустя я просыпаюсь от громкого треска. Подскакиваю и осматриваюсь. Я вижу садовника, который едет на грохочущей под ним газонокосилке. Скошенная трава и пыль разлетаются в разные стороны от машины. Думаю, должно быть, этот неприятный звук разбудил меня. Чувствую слабость, но уже нужно возвращаться домой.

Неохотно собираю вещи, запихиваю их в рюкзак и перекидываю его за спину. Целую кончики пальцев, затем наклоняюсь и протираю ими гладкую поверхность надгробия Брена.

- Сегодня было весело. Увидимся на следующей неделе, - так как Брен не подал мне знак, я решила не ехать во Францию. Если он не готов, то я тоже не готова.

Иду к велосипеду, приветствую группу садовников, проходя мимо них. Я киваю им, а они хихикают, и я не имею ни малейшего представления почему. Не обращаю на них внимания, подхожу к велосипеду и уезжаю домой. Оказавшись перед домом, я вижу, что мама и папа сажают цветы на переднем дворе. Останавливаюсь рядом, ставлю велосипед на подножку и опускаюсь на колени, чтобы помочь им.

- Как всё прошло? - спрашивает мама, не глядя на меня, утрамбовывая землю вокруг анютиных глазок. Я наклоняюсь, чтобы помочь.

- Брен заболтал меня.

Они оба косятся на меня.

- Просто шучу. Клянусь, - я сжимаю ладони. В этот момент они оба садятся и смотрят на меня, после чего начинают истерично смеяться. Папа до того сильно хохочет, что его лицо становится пунцовым, а по щекам катятся слёзы.

- Я знала, что это было смешно, - медленно говорю я, переводя смущённый взгляд с одного на другого, - но не думала, что настолько.

Папа кладёт руку мне на плечо.

- Поверь мне, дорогая, это было не настолько смешно.

- Тогда почему вы смеётесь? - я смотрю на них.

- Сделай себе одолжение: пойди в дом и посмотри в зеркало.

На это я приподнимаю брови, подпрыгиваю и бегу вверх по ступенькам. Прямо за дверью на стене висит зеркало. Когда я вижу своё отражение, то вскрикиваю, а затем тоже истерично смеюсь. Мои волосы и платье покрыты птичьим помётом.

Я смеюсь … смеюсь так сильно, что становится больно. Это так здорово. Брен наслал на меня зомби-птиц, как только я уснула, я знаю это. Это его знак.

Глава 59

Он

Я сижу на скамейке в Париже и смотрю на Сену. Туристы переходят через улицу Лагранжа, направляясь к Собору Парижской Богоматери. Всё утро я бродил по улицам, восхищаясь архитектурными деталями города.

Если Ши и решила приехать во Францию, у меня не было ни единого шанса узнать об этом. Наши билеты были на разные рейсы, и я не общался с её мамой с тех самых пор, как отправил ей скворечник. Как я полагаю, Ши могла отказаться от своей затеи. Но если бы она прилетела, я не хотел даже предполагать, что она будет здесь одна без меня, даже если мы так и не увидим друг друга.

Я до сих пор одержим её улыбкой, временем, проведённым с ней, и тем, как нам было хорошо вместе. По какой-то причине мне становится комфортно от того, что мы находимся в одном городе, смотрим на одну и ту же Эйфелеву Башню, Триумфальную Арку и на одни и те же звёзды в ночном небе. Я говорю себе, что это не преследование, ведь я не ищу её, но всё же бросал сувенирный цент в каждый фонтан, который попадался мне на пути, умоляя судьбу послать мне её ещё раз, как это случалось раньше. И я извинился перед судьбой, что когда-то назвал её сукой.