Чернявская Татьяна - За краем поля

Воспринимать плод совместных усилий двух официально признанных гениев можно было по-разному, но одного они точно добились: более эффективного способа отвращать от государственного учреждения сограждан найти было тяжело. Добровольно подходить к монументальному строению, а уж тем более заходить внутрь и коротать в нём часы, отважится не каждый, если, конечно, не является сотрудником этого самого учреждения, почётным гостем на важном мероприятии или блистающей светской львицей рвущейся обратить на себя внимание одного небезызвестного чародея.

- Дамы и господа, я рад, что все мы собрались сегодня здесь!

В голосе Главы Замка Мастеров особой радости, впрочем, не слышалось. Командирский баритон звучал холодно и по-министерски нейтрально, как и полагалось звучать голосу чиновника, наделённого реальной властью, а не только возможностью безнаказанно разворовывать казну. Хотя оптимистически настроенная публика могла среди металлических ноток уловить интонации гордости, торжества и даже решительности. В умении говорить преисполненные пафосом речи с высоких трибун господин Важич удивительно поднаторел. Лоск высшего света затронул не только его речь: преобразился и сам молодой чародей, из простоватого боевика став видным государственным мужем и пределом мечтаний любой славонищской девицы.

- Мы собрались здесь, чтобы почтить светлую память всех тех, кто пал жертвой ужасной катастрофы, тех, кто погиб, отважно защищая свой дом, тех, кто вопреки предубеждениям и страхам вышел навстречу опасности во имя жизни. Пусть имена многих из них и по сей день остаются неизвестными, пусть многие остались не оплаканы, мы верим, что сила их великой жертвы прибудет с нами, с нашей землёй и передастся нашим детям назиданием и памятью.

Сегодня Араон Артэмьевич был особенно хорош. Подтянутый, аккуратно выбритый с блестящими, мастерски уложенными волосами и фирменной небрежной полуулыбкой. Белоснежный костюм был специально сшит на манер военной формы и ладно сидел на крепкой, тренированной фигуре боевого чародея. С плеч кровавой волной спускались складки небрежно наброшенного алого плаща с чёрной вышивкой. Для полноты картины не хватало лишь родового меча в дорогих ножнах, поскольку регламент не позволял проносить с собой подобное оружие, но выглядывавшая из-под мундира грубая цепь намекала, что Глава Замка остался верен себе в вопросах безопасности. Подчас в глазах его читалось маниакальное желание пустить в ход оружие прямо здесь и сейчас, только вот треклятые правила приличия, общественный резонанс и белые брюки...

- Память об их подвиге навсегда останется в наших сердцах залогом новых, свободных и равных отношений между всеми людьми. Ведь только вместе мы сможем возродить то, ради чего была принесена их великая жертва...

Равенство. Более нелепого и несуразного слова для описания собравшихся в огромном роскошном зале не смог бы придумать даже заядлый лингвист с патологическим оптимизмом. Сюда бы больше подошло определение эгалитаризм, с лёгким напылением старого-доброго нацизма, выраженного на лицах большинства присутствующих. Знатные вельможи, благородные до седьмого колена и восьмого миллиона в закромах, чинно прохаживались в почёркнуто простых костюмах и распивали квас и сбитень вместо дорогих коктейлей. Их костюмы были настолько просты, что даже шерсть для них сучили своими руками обычные пряхи, нити прокрашивались молотыми ракушками каких-то моллюсков, а свозь манжеты можно было читать, так тонка была ткань сорочек. Платья их дам, волочащиеся по полу, были чуть менее просты и содержали восточную вышивку и южную органзу. Так дамам ведь позволительны маленькие послабления в строгом режиме единения с народом. На них, в конце концов, возложена великая миссия украшать собой почтенное собрание и являть окружающим своё изящество и вкус. Изящество торчало из декольте и светилось в районе бёдер, обтекая фигуры самым замысловатым образом с единственной целью, придать наиболее товарный вид мясу даже не первой свежести. Зато вкус в кое-то веке отличался единодушием в подходе к цветам и фактурам, радуя зрителей блеском и всеми вариациями тёмных тонов. Чёрное море концентрированного изящества колыхалось в такт разносящихся эхом словам Главы Замка Мастеров, блестя бриллиантами и серебром. Лучшие из лучших в Словонищах умели скорбеть подобающим образом.

Герои из простого народа, чей подвиг замолчать не позволила бы общественность и потому их присутствие оказалось необходимым, смотрелись среди колышущейся ратишанской массы ободранными курами выброшенными посреди павлиньей фермы, так были нелепы в своих взятых на прокат элитных в прошлом сезоне костюмах и слишком массивной бижутерии. Их светлые платья непостижимым образом растворялись в толпе, никак с нею не смешиваясь. Великосветское общество отторгало их, подхватывая волной, закручивая возле фуршетных столов и размазывая по причалу стен тонким слоем безвкусного и незначительного простонародья. Время от времени в приливе благодушия кто-нибудь из чиновников снисходил до приветливого чуть панибратского разговора с живыми героями во имя собственного имиджа, а в остальном же собравшейся знати до тех, кто год назад отчаянно защищал их шкуры, дела не было. На сцене стоял облачённый в алое и белое молодой чародей, а другие герои должны были раствориться где-то в полутенях.

- ... и наши уважаемые покровители преподнесли всем нам особый подарок, - пусть голос Важича и не блистал той яростной выразительностью, речь его удерживала внимание собравшихся. - Этот мемориальный комплекс, в котором отныне будет располагаться музей Мёртвой ночи. Признаюсь, подобного подарка я не ожидал, но, видимо, именно так господам и представлялось случившееся.

В зале раздались негромкие смешки. Собравшиеся никак не могли решить, как следует поступить в такой ситуации: проигнорировать очевидный намёк чародея или поддержать веселье. То, что могло приниматься за проявление блистательного остроумия у Араона Артэмьевича, имело все шансы привести к свиданию с княжескими ищейками для прочих. Глава Замка Мастеров на то и являлся ставленником Кровавого Князя, что мог себе позволить публично охаять заверенный Калиной памятник или прокомментировать нелепость очередного законопроекта. Ходили слухи, что его влияние простиралось куда шире чародейской среды, а авторитет и вовсе затмевал самодержца во всех отношениях. И пусть те слухи были опаснее указа о расстреле, Глава Замка Мастеров ещё никогда не был столь значимой фигурой на шахматной доске мира. Так разве не мог он позволить себе небольшие вольности?

- Впрочем, о вкусах не спорят, особенно с творческими натурами. Никто ведь не желает быть забитым шпателем!?!