Unknown - i 77d6616899b694e2

дрожал.

- Коучо, уверяю вас, Томо не связан с тем, как Ишикава разрушает свою жизнь.

- Но, - продолжал директор, - Юу набрал на предварительных экзаменах высшие

оценки среди третьего курса. И он довольно известен в кендо. Такое признание нужно

нашей школе, - он прочистил горло. – Так что я поговорю с учителями, чтобы Томохиро

остался в Сунтабе.

Меня охватило облегчение, я выдохнула, только сейчас осознав, что задерживала

дыхание. Отец Томо поклонился директору.

- Он будет отстранен, конечно. Сами понимаете, такое не может пройти без

наказания.

- Конечно, - проворчал отец Томо.

- Месяц, Томохиро. – сказал Йошинома, я содрогнулась. Месяц?

- Но экзамены… - возразил отец Томо.

- У него есть шанс заниматься дома, если он хочет сдать экзамены по возвращению.

Проступок серьезный, Юу-сан. Месяц даст ему время вспомнить о работе и забыть об

отвлечениях.

О. Так они хотели разделить нас, думая, что за это время мы разойдемся. Я глубоко

вдохнула, стараясь успокоиться. Это не сработает. Они нас не остановят. Вместе мы

сильнее, чем они думают.

Выражение лица Томо было нечитаемым.

- А тренировки кендо?

- Ты вернешься ко времени тренировок к турниру, Томо. Но пока что Ватанабэ-

сенсей и Нишимура-сенсей советуют тебе заниматься дома. Они хотят, чтобы ты

оставался в спортивной форме.

- А Кэти? – спросила Диана. Она все еще сжимала мою руку, подбадривая меня. Я

была рада, что она здесь, со мной. Даже ели она устроит мне выговор позже, она меня все

равно любила. А Томо чувствовал к отцу то же самое? Они казались такими далекими,

хотя и сидели рядом, словно два разных мира, словно они даже не могли разглядеть друг

друга.

- Кэти школе проблем не причинила, - сказал Йошинома, - и мы решили, что она

была втянута невольно. У нее, я извиняюсь, не хватило бы навыков, чтобы написать те

кандзи.

Меня спасла собственная безграмотность. Я могла бы радоваться, но это меня

раздосадовало.

- И мы подумали, что ей лучше… побыть пока подальше от Томохиро, чтобы они

обдумали свое будущее.

И снова эти слова в ключе «мы знаем, как для вас лучше». Вы ведь дети. Вы даже не

знаете, что такое любовь. Вы ослеплены. Вы ломаете свое будущее.

Мы поклонились Йошиноме-сенсею и вышли в коридор. Я попыталась заглянуть в

глаза Томо, но он не поднял голову. Он следовал за отцом из школы. Не важно. Я

чувствовала его мысли, как свои собственные.

Они не знали нас. Они не понимали, что у нас есть. Мы принадлежали друг другу. Я

была уверена в своих чувствах, в том, что ощущала каждой клеточкой тела.

Они не могли сломить нас. Ничто не могло.

Сон начался с тихого вздоха, шепота вдалеке, словно шумели волны океана. Я

увидела, как солнце сверкает на море, чьи волны набегали на берег Японии, как в

Мияджиме, или как мы с Томо видели в заливе Суруга. Но давным-давно мы с мамой

приезжали к ее друзьям в Мейн и ходили по берегу Атлантического океана. Солнце

блестело на воде так ярко, что я жмурилась, и мне почти ничего не было видно, хотя я

хотела увидеть все.

- Смотри, Кэти, - говорила она с улыбкой. – Море словно бесконечное. Сверкает и

искрится жизнью, - казалось, нет границ, и все вокруг теплое и синее. Этот океан был

другим. Он был тусклым и темным, набегая на берег серыми волнами. Границ не было

видно, и казалось, что весь мир утонул. Остался лишь берег, на котором я стояла, где

песок впивался в босые ноги.

«Я сплю», - поняла я. Мне отчетливо казалось, что что-то не правильно, словно я не

могла охватить взглядом всю картину.

Все было тусклым и увядшим. Берег за мной тянулся далеко, но я понимала, что это

последний кусочек земли среди пустых морей. Земля исчезла.

Я пошла по берегу. Волны приносили мне вздохи, нестройный шепот, голоса, что я

почти не различала. Но все же слышала.

На берегу лежал разбившийся корабль, куски дерева, что покрывало нос корабля,

были с гвоздями, что крепились теперь только к воздуху. Пустой панцирь черепахи лежал

брюхом вверх, на нем были начерчены кандзи. Волны проникали внутрь, как в туннель,

разбиваясь на брызги. Обломки давней бури, что уже ничего не означали.

Ярко-оранжевые тории появились из тени, врата возвышались, и серый цвет

отступил, оставив в том месте цвет. Вздохи звучали громче, теперь напоминая завывания.

В этом странном месте я была не одна. Кто-то плакал.

Я подавила желание бежать. Страх мурашками бежал по спине; я не хотела

беспокоить того, кто там был. Не хотела вмешиваться.

Я оглянулась на часть берега, которую уже прошла.

В тени стоял монстр, его острые уши были прижаты к голове. Глаза сверкали

зеленым светом.

Волк. Нет, инугами , демон, жаждущий мести, что охотился на Томо, что напал на его

друга Коджи и чуть не лишил его глаза. Инугами выгнул спину, следя за мной, бросая мне

вызов взглядом. Я не могла вернуться, потому пошла к оранжевым тории . Песчинки

царапали пятки, пока я шагала, впиваясь в меня предупреждениями.

- Мачинасай , - сказал голос, приказывая мне подождать. Я остановилась.

Я слышала, как ткань шуршит по песку, и посмотрела направо. Она была в золотом

кимоно, расшитом изящными фениксами, красный, как кровь, оби обхватывал ее талию.

Аматэрасу, ками солнца. Она выглядела так же, как и на поляне с Томо и Джуном, но

все же чем-то отличалась. Она была более настоящей, была выше. Она источала силу. Она

улыбнулась, но это пугало.

Ее заколка с нитью бусин звякнула, когда она склонила голову, говоря жутким

голосом, что отдавался эхом в пустом пространстве. Она говорила на японском, но я не

могла понять, что именно. Ее речь была слишком официальной и древней.

- Простите, - сказала я. – Но я не понимаю.

- Я так долго пыталась поговорить с тобой, - сказала она, - что мой голос пересох от

этих усилий, - она заговорила на современном японском так же умело, но с недовольной

ноткой, словно человек, что притворялся, что рад принять подарком то, что у него уже

есть.

- Кто плачет? – спросила я, глядя на врата.

- Ками нужны слезы, - сказала она. – Мы так долго плакали, что затопили мир.

Я пыталась вспомнить вопросы, что появятся у меня, когда я проснусь. Я могла

сейчас спросить у нее, но голова была словно в тумане, я едва помнила, что сплю, что

реальность иная.

- Тсукиѐми, - выдавила я. Правильно? Голос не звучал сонно. – Как его остановить?

- Томохиро – потомок бедствия.

- Что мне делать?

- Безнадежно, - сказала она, словно повторяла уже не в первый раз. – Ничего не