Unknown - i 210de1b8c36208e1

— Кажется, ты не можешь удержаться, чтобы не начать все контролировать.

Хоть ее разум был затуманен, но она замерла. Именно это ненавидел Дэвид. Ее

выступление в роли агрессора, ее просьбы дать ей больше, чем он мог.

Было так трудно следовать правилам.

— Не останавливайся, Кинси. Если тебе что­то нужно, то скажи мне, что именно

заставляет тебя чувствовать себя хорошо, сделай это. Я в твоем распоряжении.

Мысли улетучились. Все мышцы расслабились. Желание, освободившись, затопило ее

сущность, когда его слова разрушили нить размышлений.

— Мне нужно…

— Что, малышка? Скажи мне, что тебе нужно.

Это. Ты. Все, что у тебя есть.

— Твои пальцы… Твои пальцы во м

не. Н

емного г

рубее, чем… —

О

х! О

н п

оследовал ее

инструкциям, грубая кожа его жестких пальцев потирала чувствительные складочки, когда он погружался внутрь нее.

— Вот так?

— И моя грудь. Сожми соски.

Его большая ладонь дернула купальник, а затем заменила клочок ткани, обхватив ее

ноющую грудь. Он полностью накрыл ее, оказывая нежной плоти свое немного жесткое

внимание.

— Пожалуйста, Люк, — умоляла Кинси. — Еще.

Он еще раз укусил мочку уха, ущипнул сосок и быстро подстроился под грубые, отчаянные требования Кинси. Невидимая волна удовольствия затопила центр ее

женственности, и он почувствовал еще больше влаги под своей рукой.

Откровенный взгляд мужского удовольствия на его лице говорил о его одобрении.

Он еще быстрее потер тугой комочек нервов, возводя на вершину обжигающие

ощущения. Кинси могла только изгибаться. И смотреть. И чувствовать. Его темная

кокосового цвета кожа на фоне ее золотистой еще больше подчеркивала их контраст, и в

то же время показывала, как хорошо они дополняли друг друга. Она с

тояла, заключенная

в колыбель его рук, полуодетая, в неряшливом беспорядке, который делал происходящее

более грязным, сексуальным и очень, очень приятным.

— Дай мне свой рот, Кинси.

Повернув голову она отдала себя его безжалостному поцелую. Толчки его языка

повторяли собственническое вторжение ниже и отправляли ее по спирали все выше, к

месту, которого она отчаянно хотела достичь. Где ни один мужчина не мог ее коснуться.

Причинить ей боль. Она была так близко, ее стоны стали еще громче.

— Вот так, крошка, — прорычал Люк. — Давай.

Стук. ​

Громкий звук, вытолкнувший ее из сумасшедшей сексуальной дымки.

— Эй, тут люди ждут!

— Люк, — выдохнула Кинси.

— Кончай, — он смотрел е

й в глаза таким ж

арким взглядом, что она удивилась, как э

то

зеркало уцелело. Дерзкий, решительный, подталкивающий ее к освобождению. Но то

ушло. Люди узнают, чем они здесь занимались, и ее стоны… она не могла подавить их, как бы ни пыталась.

Еще один удар в дверь и ее охватила паника.

— … давайте же, открывайте…

— Кончай, малышка.

— Не м

огу, — проговорила о

на и с

лезы разочарования п

отекли и

з у

голков е

е г

лаз. Н

оги

подкосились и она всем своим весом привалилась к нему. — Прости.

Он убрал свою руку, все еще влажную от ее удовольствия, от распухших складочек и

поднес к ее рту.

— Оближи.

О. Мой.

— Боже.

— Оближи, — потребовал он.

Это было возмутительно. ​

Он ​

был возмутительным.

И все же.

Кинси поняла, что ее губы п

риоткрываются, рот наполняется слюной, и о

щутила н

овый

приятный запретный вкус. Подчинившись ему, она чередовала длинные непристойный

облизывания с нежными, как у котенка. Сочетание ее мускусного вкуса и властного

хладнокровия Люка возродило скользкий жар между ее бедер и подняло желание до

заоблачных высот.

— А теперь укуси и кончай.

В дымке чувственного удовольствия, она прикусила два пальца, которые Люк

протолкнул ей в рот. Другой рукой он нашел ее поблескивающий центр женственности, нашептывая на ухо непристойные с

лова о

добрения. В

се те и

спорченные в

ещи, которые он

хотел сделать с ней, грязные обещания, которые распаляли ее. Через пару секунд, она

выгнулась рядом с ним, взрываясь в протяжных, дрожащих импульсах удовольствия, крики ее освобождения заглушались рукой Люка. Наконец, Кинси обмякла, уверенная в

том, что он поможет ей пережить этот шквал эмоций. Они простояли не шевелясь еще

пару драгоценных, лишающих дыхания мгновений.

Когда она снова открыла глаза, Люк повернул ее к себе лицом, поправляя на ней

одежду. Так заботливо, так неожиданно. Он прислонился своим лбом к ее, его глаза

горели расплавленным жаром.

— Ты — это нечто, Кинси, — прошептал он. — Я могу провести остаток жизни, наблюдая, как ты кончаешь.

Кинси прикрыла глаза, почувствовав к нему г

убительную нежность, н

о сердитый стук в

дверь заставил ее веки распахнуться и вернул в реальность, о

т к

оторой она с

крывалась н

а

этот краткий момент забвения. Посетители, которым нужно было избавиться от

разбавленного пива.

— Готова встретиться со своей публикой? — усмешка Люка была чистым злом. Он

наслаждался происходящим. — Мне интересно, как женщина, которая провела свою

жизнь подчищая за плохим поведением других, собирается выпутываться из этой

неприятной ситуации.

Она перевела взгляд на дверь. Варвары столпились у ворот, а ее только что обслужил

самый сексуальный и ​

самый узнаваемый ​

пожарный Чикаго.

Как бы сказал ее босс, гребаная­пиар­катастрофа.

— Я выгляжу так, — она закусила губу, — словно только что…

— Твой мир пошатнулся? О, да.

Кинси провела руками по волосам, словно это могло свести к минимуму жаркий

румянец на ее щеках или вялость в ногах после пережитого опьяняющего желания.

Волнение в груди превратилось в абсолютную панику.

Глаза Люка блестели и в них сквозило самодовольство.

— Ты проделала такую хорошую р

аботу, и

справляя мою репутацию. Давай п

осмотрим,

как я справлюсь с твоей. На три… два…

— Люк, я не думаю...

— Один… — он распахнул дверь и протолкнулся через ожидающую толпу,

большинство людей в которой было слишком сосредоточено на твердом великолепии

груди Люка Алмэйда, чтобы обратить внимание на его взъерошенную, полностью

удовлетворенную спутницу. Уверенно он вел Кинси за собой к выходу из бара, пока они

не выбрались на безопасное солнце.

— Сделано! — прокричал он, словно только что провел самую смелую операцию по

спасению.

Поймав ее недоверчивый взгляд, о

н п

ожал плечами, д

вижение, столь ж

е к

расивое, как и

улыбка. Прощай, профессионализм!

В уютной тишине, они пошли обратно к волейбольным площадкам. Обратно к его