Unknown - i 210de1b8c36208e1

осчастливлю своими подарками.

Кинси выглядела больше удивленной, чем раздраженной, когда сбросила свои

шлепанцы и подтянула ноги на матрас, чтобы лечь рядом с ним. Несколько минут

поизвивавшись, чтобы принять удобное положение, хотя Люк был уверен, что она делала

это, чтобы вывести его из себя, Кинси наконец закинула руки за шею.

— Ну что думаешь? — спросила она.

Не слишком жесткий, не слишком мягкий. Златовласка​

[1] уж точно бы оценила. А с

женщиной, лежащей рядом с ним, ощущения были близки к идеалу.

— По ощущениям отлично. Как…

— Матрас? — она повернулась на бок и подвинулась ближе. — Почему мы здесь, Люк?

— Потому что ты настояла на том, чтобы я сделал это лично. Хотя на Четвертое июля

есть миллион других вещей, которыми я предпочел бы заняться, — ею, например. Он не

мог поверить, что они нашли открытый магазин матрасов в праздник, но потом он

предположил, что именно поэтому отцы­основатели​

[2] и начали революцию против этих

британских придурков​

[3]​

. За право продавать матрасы в любой чертов день в году, когда

им захочется.

— Нет, почему ты покупаешь новый матрас? Я спала на том другом, и он вроде в

порядке.

Его взгляд скользнул по магазину, который был пуст, за исключением одинокого

продавца, тайно поглядывающего на н

их в

о

жидании малейшего п

оощрения, чтобы начать

свою болтовню. Люк размышлял, как бы выразиться поделикатнее, но затем решил, что

всегда говорящая все прямо Кинси сможет справиться с чем угодно.

— Именно на той кровати моя б

ывшая ж

ена н

есколько месяцев трахала моего бывшего

друга.

Ее глаза светились пониманием, когда она легла на локоть.

— Ты об этом знал или, эм, ​

знал ​

?

Ох, он точно знал.

— Во всем “Костко”​

[4] не хватит отбеливателя, чтобы стереть эту картинку из моих

глаз.

И как будто то, что его жена и ее м

ужчина­шлюха т

рахались, как к

ролики, уже с

амо п

о

себе не было у

жасно, и

м надо было заниматься э

тим в д

оме Люка. В

к

ровати, к

оторую они

с Лизой купили вместе, когда поженились. Тогда его жизнь была полна планов: он

подарит Лизе ребенка на этой кровати, она будет кормить грудью их детей на этой

кровати, они построят хорошую жизнь в этой кровати.

— Так это было больше года назад, — голос Кинси разрушил его пузырь страдания.

— Верно.

— И ты все время спал в этой кровати?

— Нет, я сплю на диване, — когда она собралась что­то сказать, Люк пояснил: — Не

волнуйся, я меняю простыни каждые несколько недель. Ты не спала на настоящем месте

преступления.

Он не был настолько повернутым, чтобы сохранять постельное белье, как какое­то

святилище для склонного к изменам сердца его бывшей жены. Но с другой стороны, он

оставил все в комнате таким, каким оно было. Мебель, которую она выбирала, бледно­голубую краску на стенах, шелковые шторы, до которых ему не позволялось

дотрагиваться испачканными дымом пальцами.

И потом были и другие вещи, которые ему были запрещены.

Сначала помойся, Люк. Ты же знаешь, я не могу спать с тобой, когда ты такой

грязный.

Прядь медово­золотистых волос Кинси выбилась из завязанного узла, и он заправил

локон за ухо. Без своего делового костюма и “на колени передо мной” каблуков она

выглядела моложе на несколько лет и очень похожей на тот идеал, который он создал у

себя в мысленных планах на будущее. Эта уступчивая, покладистая женщина, которая

будет подчиняться его воле. Рзумеется, его либидо знало толк. Не в силах отстраниться, он провел большим пальцем по ее щеке.

— Лиза всегда хотела большего, о

жидала, ч

то у

м

еня будут какие­то еще с

лои, которые

она сможет открывать, когда мы будем узнавать друг друга л

учше. Но… я

показал ей в

се,

что у меня было. Не было никаких скрытых глубин. Никакого внутреннего ребенка, желающего вырваться на свободу. Я обычный простой парень. Люблю пиво, секс и

хоккей. Ненавижу лжецов, Стинга и искусство, в котором не изображены люди.

Кинси рассмеялась, чего Люк и добивался. Он не видел причин, почему разговор о его

бывшей и всех тех моментах, в которых он с ней провалился, должен испортить

настроение.

Люк поднял глаза к потолку. Одна плитка была треснувшей.

— Я думал, что обеспечение ее безопасности и чертовски сильная любовь будут

достаточными, но они не были. Она думала, что мне не хватало эмоциональной

разумности, что бы, черт возьми, это ни значило. Но все сводилось к тому, что по ее

мнению, у меня было слишком мало амбиций.

— В карьере?

— Да. Она адвокат, какое­то время ее устраивало то, что я синий воротничок, но она

хотела, чтобы я стремился к большему. Лейтенант, следователь по поджогам, в общем, что­то вне пожарной части. Она говорила, что моя семья сдерживает меня.

Взгляд Кинси снова стал серьезным и проницательным.

— А они сдерживают?

— Я уже говорил тебе, насколько мне важно защищать их. Сейчас, это все амбиции, которые мне нужны.

Она кивнула в ответ, не кивок вроде ​

“Я поняла” ​

, а один их тех, что говорит ​

“Мы еще

вернемся к этому” ​

. Он хотел возмутиться, но оказалось, что ему нравится такой ее

подход.

— Я не был отличным мужем, Кинси. Мне следовало больше разговаривать с ней.

Прислушиваться к ее потребностям. — ​

В той кровати ​

. Теперь Люк говорил ф

разами как

в китайских печеньях с предсказаниями, только вместо постскриптума “в постели”, эта