Эндрю Кин - Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные

Тут-то мы и обнаруживаем самый тревожный порок в экономике фабрики данных. «Бесплатное» оказывается совсем не бесплатным. Тягчайший обман Instagram состоит в том, что она использует наше самолюбие для достижения своих тайных и крайне извращенных экономических целей, — кошмарный вывод, который я, отдавая дань классическому фильму Альфреда Хичкока 1958 г. о частном детективе, ставшем жертвой тщательно инсценированного убийства, назвал в своей последней книге «Цифровым головокружением» ( Digital Vertigo). Instagram создает сюрреалистическую экономику, где мы не только создаем сетевой продукт, но и сами являемся продуктом. Таким образом, персональная революция становится еще персональней, чем хотелось бы большинству из нас. Сам Хичкок, мастер «скрытой сюжетной линии», вряд ли мог бы придумать лучший подтекст для «экономики селфи». Ключевая экономическая ценность фабрики данных состоит во всех тех персональных сведениях, которые она вытягивает из своих бесплатных работников. И, как в фильме ужасов Хичкока, именно вы — невинный свидетель, простой обыватель — становитесь жертвой того, что вам не под силу ни понять, ни взять под контроль.

От социальных сетей наподобие Twitter и Facebook до второй по стоимости компании в мире Google — у всех эксплуатация нашей персональной информации служит двигателем экономики «больших данных». Все эти компании стремятся изучить нас как можно глубже, чтобы потом можно было нас упаковать и — без нашего согласия — продать своим рекламодателям. Итан Цукерман, директор Центра гражданских медиа (Center for Civic Media) при МIT и один из изобретателей «всплывающего окна» для онлайн-рекламы, называет жадность к персональным данным «первородным грехом» Всемирной паутины, который вынуждает интернет-стартапы, отдающие свои продукты в бесплатное пользование, еще глубже «погружаться в слежку за пользователями». «Сегодня стало очевидно, что сделанное нами обернулось полным провалом, — язвительно написал Цукерман о "благих намерениях" пионеров Интернета наподобие себя самого. — Поэтому позвольте мне напомнить вам, что изначально мы хотели сотворить нечто смелое и благородное»56.

Библейская метафора Цукермана точно определяет суть грехопадения Интернета. Например, Facebook — компания, которая предположительно была создана, чтобы объединять людей, — настолько злоупотребляет использованием детских фотографий в своих рекламных объявлениях, что некоторые американские некоммерческие организации, защищающие неприкосновенность личной жизни, права потребителей и детей, а также родители эксплуатируемых подростков, например режиссер Энни Леонард, уже вступили в ожесточенное судебное разбирательство с целью оградить детей от бесчестной эксплуатации. «Вы можете даже не знать о том, что ваша семья внезапно станет героем рекламного ролика. И ваш ребенок не узнает, ведь ему важнее обновить свой статус, чем вчитываться в условия, написанные мелким шрифтом, — пожаловалась Леонард в 2014 г. — Вопреки тому, во что хотел бы заставить нас поверить Марк Цукерберг, между селфи и проплаченным постом существует далеко не тонкая грань»57.

Говоря о тонкой грани и первородном грехе следует признать, что Google с ее комплектом бесплатных продуктов, таких как поисковая система Google Search, почта Gmail, социальная сеть Google+ и видео­хостинг YouTube, среди всех компаний больших данных отличается самым изощренным маркетингом, позиционируя себя как бескорыстную некоммерческую службу, и при этом грубо эксплуатирует своих простодушных пользователей. Google уже активно интегрирует наши посты и фотографии в рекламные объявления, которые затем демонстрируются миллиардам посетителей двух миллионов сайтов, охваченных ее рекламной сетью. Google, чьи намерения, как и у Facebook, были, безусловно, благими, сейчас превращает нас буквально в красочные баннеры для своего рекламного бизнеса. Таким образом, в интернет-экономике мы служим не только бесплатным продуктом, но уже и становимся рекламными щитами для размещения рекламы Google. В прежние времена компании нанимали людей, чтобы те разгуливали по улице с надетыми на себя «сэндвичами» — прикрепленными спереди и сзади рекламными щитами. Теперь все мы делаем это бесплатно.

Как признался еще в 2007 г. в интервью Financial Times тогдашний генеральный директор Google Эрик Шмидт, Google хочет знать нас лучше, чем мы знаем самих себя, с тем чтобы подсказывать нам, не только какой работой следует заняться, но и как мы желаем провести свой день58. «Мы знаем, где вы находитесь. Мы знаем, где вы находились, — сказал Шмидт редактору Atlantic Джеймсу Беннету в сентябре 2010 г. — Мы более-менее точно знаем, о чем вы думаете»59. Это и есть подлинная причина, почему в 2014-м Google потратила $500 млн на покупку стартапа DeepMind, занимающегося разработкой технологии искусственного интеллекта, которая, по словам Амира Эфрати, корреспондента сайта The Information , «научит компьютеры мыслить, как человек»60. Научившись мыслить, как мы, и сумев пробраться в наше сознание, Google завладеет нами. А завладев нами — нашими желаниями, намерениями, карьерными устремлениями и, в первую очередь, покупательскими предпочтениями — Google завладеет сетевым будущим.

Хорошо осведомленный обитатель Кремниевой долины и технологический обозреватель Джарон Ланье утверждает, что «будущее должно стать нашим театром»61. Но экономика фабрики данных превратила нас в участников шоу, которое разыгрывается в чьем-то чужом театре. И, в отличие от профессиональных актеров, мы не получаем никакой оплаты за свой труд. Неудивительно, что Ланье с ностальгией вспоминает те времена, когда мы с оптимизмом смотрели в будущее.

Я тоже скучаю по такому будущему. И, чтобы обрести свой прежний оптимизм, мне потребовалось вернуться на четверть века назад на улицу Бервик-стрит в лондонском районе Сохо.

Глава 5

КАТАСТРОФА ОТ ИЗОБИЛИЯ

Короткий хвост

Я вырос в Англии. Нет, не в Англии Уинстона Черчилля с ее эксклюзивными джентльменскими клубами и не в Англии «Аббатства Даунтон» с его сельской аристократией и неестественно приветливыми слугами. Я жил не в декорациях ностальгической костюмной драмы, моей Англией был Лондон. А моим Лондоном был Сохо — квартал площадью в 2,5 кв. км в Вест-Энде, являющийся историческим центром городской индустрии моды, а также средоточием независимой кино- и музыкальной индустрии города.

Я рос в свингующем Лондоне конца 1960–1970-х гг. и наблюдал в Сохо куда более увлекательное шоу, чем мог бы предложить любой телесериал наподобие «Аббатства Даунтон». Моя семья занималась торговлей тканями и владела магазином на окраине Сохо, поэтому мне выпала счастливая возможность все мои юные годы бродить по его многочисленным клубам, кафе, магазинам грампластинок, а также по иным «более взрослым» развлекательным местам. Это были славные годы для английской музыкальной индустрии — период удивительной творческой плодовитости, когда Лондон в целом и Сохо в особенности казались, по крайней мере мне, центром этой творческой вселенной. Beatles, Rolling Stones, Queen, Джими Хендрикс, Элтон Джон, Дэвид Боуи — все они играли в клубах Сохо, таких как Marquee, и записывали альбомы в местной студии Trident Studios. Эрик Клэптон и участники группы Sex Pistols некоторое время жили здесь, а местом действия своего хита «Лола» (1970) группа The Kinks избрала здешний безрассудно раскованный секс-клуб.