Слепые души - Алана Инош

Моё сердце вдруг согрелось. Всё это было очень странно, но приятно и волнительно. Хотелось сказать, что меня тоже так не влекло ещё ни к одному человеку, но вместо этого я пробормотала:

– Может, отпустите меня? На нас все смотрят.

– Плевать, – ответила Альбина. – Я не хочу тебя отпускать. Если я тебя отпущу, мне будет плохо без тебя.

Мы бродили по парку, не обращая внимания на гром, и я отчего-то удивлялась, почему все люди как будто испарились. А когда хлынул дождь, я это поняла, но было уже поздно. Прежде чем найти укрытие, мы успели основательно вымокнуть, но Альбина была этим нисколько не раздосадована, даже смеялась.

– Давненько я так не промокала!

Мы заскочили в пустую беседку. Лило как из ведра, громыхало и сверкало, деревья тревожно раскачивались и вскидывали ветки, словно в каком-то странном танце, летели оторванные листья и маленькие веточки – гроза была в самом разгаре. Пахло свежестью и сыростью, влажной травой и землёй. Мокрая чёлка Альбины неестественно съехала набок, пробор тоже находился не там, где должен был находиться, и вообще у всей причёски был странный и нелепый вид. Нет, она была не просто растрёпана грозовым ветром, она сместилась куда-то вбок вместе с чёлкой и пробором.

– Что у вас с волосами? – удивилась я.

– Это парик, – призналась Альбина. – И скажу тебе: нет ничего противнее, чем мокрый парик! Уж лучше совсем без него.

Мокрые волосы сползли с головы Альбины, которая оказалась совершенно гладкой, как шар для боулинга. Это повергло меня в лёгкий шок. Проведя по ней ладонью, Альбина усмехнулась:

– Да, я ещё и лысая. Врачи не могут назвать точной причины, почему у меня выпали волосы. Я начала их стремительно терять после того случая. Ничего не помогает – ни витамины, ни мази, ни иглоукалывание с пиявками. Когда я была ещё не совсем лысая, одна моя знакомая посоветовала мне несколько раз подряд побрить голову: это якобы может стимулировать рост волос.

– Ну, и как? – спросила я.

– Результат ты сама видишь, – ответила Альбина. – С каждым разом волос отрастало всё меньше, а потом их вообще не осталось. Я потратила кучу денег на разные средства, но ничего не помогло.

Держа на коленях мокрый и жалкий, похожий на дохлую кошку парик, Альбина сидела на скамейке, нервно трогая гладкий затылок.

– Ну вот… Теперь ты видишь меня такую, как я есть на самом деле, Настенька. Я чудовище… А ты красавица.

Я подошла и положила ладонь ей на макушку.

– Я совсем не красавица. И ты тоже не чудовище. – Погладив её по голове, я добавила: – А мне так даже нравится. Тебе нечего стесняться, у тебя очень красивая форма черепа. Без волос тебе тоже идёт.

Альбина поднялась на ноги, одновременно заключая в объятия мою талию. Её лицо было очень близко, и у меня в животе тепло ёкнуло ожидание: сейчас она меня поцелует. Но Альбина, видимо, решила, что на сегодня с меня хватит впечатлений, и только прижалась щекой к моему виску.

– Такого мне ещё никто не говорил. Что ж, может быть, ты и права… Но в одном ты ошибаешься, малыш. Ты красавица. Ты самая прекрасная девушка, которую я только встречала в своей жизни.

Наверно, я стояла бы так с Альбиной целую вечность, щека к щеке, в кольце её рук, посреди бушующей грозы, но у неё зазвонил телефон.

– Всё нормально, Рюрик. Нет, почти не промокли. Мы в беседке, пережидаем дождь. Придём, как только кончится.

Когда непогода стихла, мы пошли по мокрой, освежённой аллее, держась за руки. Альбина несла вымокший парик в руке, и я поглядывала на её круглую гладкую голову. Меня так и тянуло снова дотронуться до неё, и я погладила её по затылку. Альбина чуть повернула лицо в мою сторону, улыбаясь.

– Мне нравится, когда ты гладишь мне голову. Из твоей руки как будто струится добрая энергия. Мне очень хорошо… Погладь ещё.

Мы остановились, и я несколько раз погладила её по голове, а потом мы снова обнялись посреди пустой аллеи. Вздохнув, Альбина проговорила:

– Я не хочу с тобой расставаться. Скажи, я могу хоть на что-то надеяться?

Я пожала плечами:

– Надеяться не запрещено.

Альбина остановила меня.

– Нет, серьёзно. Наскочив на мою машину, ты ворвалась в мою жизнь, в мои мысли, в мою душу и натворила там столько изменений, что по-прежнему жить я уже не смогу. Я не хочу тебя напугать, не хочу оттолкнуть, но ты видишь, какая я…

– Ты не хуже других, – сказала я. – А может, и получше некоторых. Знаешь, я тобой восхищаюсь. После того, что с тобой случилось, ты не опустила рук, не стала унывать и жалеть себя, ты стала жить дальше и преуспела. Ты просто молодец. А личная жизнь… Она обязательно наладится. Найдётся человек, который полюбит тебя именно такой, какая ты есть, ты обязательно встретишь свою половинку. Ты достойна этого…

– Настенька… – перебила она, кладя руки мне на плечи. – Не надо, не говори всего этого. Скажи мне только одно: ты не будешь против встретиться как-нибудь снова?

– Я не против, – сказала я. – Давай встретимся.

*

14 октября

Возле подъезда останавливается знакомый джип. Широкоплечий и коротко стриженый: Рюрик. Задняя дверца: стройная нога в высоком сапоге, блестящая кожа, блестящий металл. Рука в тугой перчатке, чёрная шляпа, зеркальный щиток тёмных очков.

Слыша писк домофона, стаскиваю рубашку, натягиваю джинсы. Нажимаю кнопку:

– Да.

Холодный мужской голос:

– Открывай, это Альбина Несторовна.

По лестнице – шаги двоих. Я натягиваю футболку и, не дожидаясь звонка, открываю дверь. По перилам скользит её рука в тугой перчатке, подбородок приподнят, рука Рюрика страхует под локоть. Она – в чёрных кожаных брюках и высоких изящных сапогах, в кожаном плаще, из-под шляпы видны волосы светло-каштанового парика.

– Всё, Альбина Несторовна, площадка. Дверь.

На ходу стягивая перчатки, она перешагивает через порог, отрываясь от страхующей заботливой руки Рюрика. Замирает, протянув вперёд руку:

– Настенька…

Я прижимаюсь к ней, обнимаю, уткнувшись в пахнущий духами шарфик. Сердце нежно содрогается, истекая сладкой болью.

– Аль, прости меня, пожалуйста.

Её чуткие пальцы зарываются в мои вымытые волосы, губы тепло щекочут висок:

– Господи, малыш, как ты меня напугала! Рюрик, посмотри, что у неё там!

Нимало не церемонясь, верный Рюрик обходит квартиру, заглядывает в ванную и сообщает:

– Тут полная ванна воды и нож рядом. На зеркале записка: «Папа, прости меня. Я очень тебя люблю, но больше так не могу». На кухне пустая упаковка из-под таблеток.

– Что за таблетки? – Её голос сдавлен и глуховат от тревоги, но рука крепко обнимает меня.

Я глажу её плечи, щёки, льну к ней всем телом.

– Это пустяки… Обезболивающее.

– Ты что, проглотила всю упаковку?

– Аля, не волнуйся, ими нельзя смертельно отравиться… Их в упаковке было всего двенадцать. Меня стошнило… И они вышли. Ничего страшного, только немножко спать хочется.