air - o f7d12d3eb98ba64b

тебя сказать больше чем два слова за раз, то чувствую, что выиграла что-то

важное.

– Типа трофея из волос на груди? – поддразнил он.

– Типа войну .

Когда она так сказала, у него по коже побежали мурашки, но не от испуга, а

от восторга, что услышал это от такой хрупкой девушки, рисующей

кровоточащие кресты и безглазые черепа.

– Чего ты от меня хочешь, Дэлайла?

– Я хочу быть единственной девушкой, на которую ты бы смотрел, – и

никакого притворства, она всегда говорила так, словно ей ничего не стоило

быть открытой.

– Так уже и есть.

– И я хочу быть твоей девушкой, Гэвин Тимоти.

– Девушкой? Или другом-девушкой? – он чувствовал необходимость

предложить ей возможность отказаться.

– В одно слово. Девушкой. Возлюбленной. Как ни назови. Вот чего я хочу

от тебя.

– Возлюбленной? – поддразнивая, повторил он. – Самой лучшей?

Пожав плечами, она прошептала:

– Да.

Он отвел взгляд, размышляя, что бы это означало.

– Тебе стоит сначала узнать меня.

– Ясное дело. Я же не сидела с тобой под этим деревом все это время, и

знаю тебя не очень хорошо.

Взглянув на нее, он сказал:

– Я не о том, будто у меня есть какой-нибудь странный заскок, вроде фут-

фетиша. Имею в виду, что я другой.

– И скажу тебе снова, – улыбнувшись, ответила она. – Это очевидно.

– Я живу… в доме, – эти слова он выдавил с трудом, словно они были

тяжелыми, как мрамор.

Она прищурилась, размышляя над его словами, и он, издав слабый смешок, понял, что именно сейчас сказал. Выдохнув, он запустил обе руки в волосы.

– Нет. Не так. Все живут в домах. Но мой – другой.

– Из-за лоскутков? – спросила она, с надеждой приподняв брови.

– Нет, – но потом он понял, о чем она: Дом именно так и смотрелся

снаружи. Он настолько привык видеть его по-своему и воспринимать каждую

часть по отдельности, что перестал замечать грубые швы между частями кладки

и их странное расположение. – Хотя да. Ну то есть причина, по которой он так

выглядит, та же, почему ты носишь эти короткие юбки, а я – джинсы и ботинки.

– Словно каждая комната украшена по-разному, – предположила она,

улыбаясь, что понимает.

Вот только она не понимала. Комнаты не были украшены определенным

образом, они на самом деле были разными.

– Нет, Дэлайла. Дом, как и все внутри него, уникален. У всего свой стиль, потому что все в нем – живое.

Дэлайла рассмеялась, явно не веря.

– Ладно, Гэвин. Как скажешь.

Отвернувшись, он глубоко вздохнул и поразмыслил над вариантами

действий. Он мог бы тоже посмеяться и сделать вид, что пошутил. Но тогда их

отношения не смогут развиваться. И тогда он не сможет рядом с ней вести себя

так, как хотел бы… А может, уже мог.

Или же ему стоит попытаться заставить ее поверить.

– Понимаю, как это звучит, – начал он. – Но я не стал бы тебе врать или

как-то подшучивать, – Гэвин посмотрел на нее: ее глаза скрылись за прядью

волос, что упала ей на лицо и прилипла к губе. Не долго думая, он мягко убрал

ее своим длинным пальцем. – Я всегда был в какой-то степени изгоем, ну, ты

понимаешь, но если учесть, как я рос, разве могло быть по-другому? Первый

раз в садик меня вели не родители, а трехколесный велосипед, медленно

ехалвший рядом со мной по улице. Не я ехал на нем. А он рядом со мной. Он

стоял за дверью и ждал, пока я не был готов идти домой, а потом провожал меня

обратно. Я даже не знал, что такое школа, пока не увидел, как другие дети

играют, и не понял, что должен делать так же. Но даже в свои пять лет я

понимал, что никому нельзя рассказывать. И знал, что нужно положить ладонь

на руль, чтобы выглядело, словно это я его веду, а не наоборот.

Дэлайла выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок.

– И когда в тот день я пришел домой, – продолжал он, – на кухонном столе

была еда и новый набор «Лего» в подарок, понимаешь? За то, что я в первый

раз сходил туда. Вплоть до третьего класса что-то из Дома водило меня в школу.

Или велосипед, или паровозик, или просто маленькая игрушка, которая теплом

согревала руку, будто подбадривая меня. Дом каким-то образом проникает в

неодушевленные предметы. И заботится обо мне. Всегда.

Она пыталась заговорить несколько раз, издавая нечленораздельные звуки, пока наконец не смогла выговорить:

– Проникает… что?

– Точно не знаю, что это, – признался он, а когда посмотрел на ее

недоверчивое лицо, то захотел рассказать, сколько раз он и сам пытался понять.

Духи? Какое-то заклинание? Просто… магия? Но в любом случае такова была

его реальность, его семья и его жизнь. – Все внутри Дома может оживать так, как, по-моему, нигде. Предметы внутри него… могут жить.

Замерев, Дэлайла ошарашенно посмотрела на него и переспросила:

– Могут жить?

– Конечно, они не сбегут, переодевшись в мою одежду, – сказал он со

смешком, на который не последовало ответа. – Хотя, думаю, энергия – или что

бы это ни было – пронизывает нити или корни в земле. Я пытался понять, потому что, естественно, мне ничего не объяснили.

Он сообразил, что сказал слишком много. Потому что Дэлайла с

округленными глазами отошла на полшага. Ощущая растущую панику, Гэвин

добавил:

– Я сказал это, потому что ты мне действительно нравишься. И верю, что

ты… не скажешь, что я спятил, – устав от этого разговора, он наклонился, чтобы встретиться с ней взглядом. – Скажи что-нибудь, – попросил он, когда

прошло не меньше полминуты молчания.

– Но все это даже звучит безумно, – прошептала она.

Отчасти она должна была поверить, что это правда. Разве она не

почувствовала, как лоза схватила ее за лодыжку? На что только не способно

человеческое сознание, чтобы обмануть самого себя.

– Безумно, да. Но мир полон безумных, сумасшедших и невероятных

явлений, – когда она ничего не сказала, он добавил: – Тебе ли не знать, Дэлайла.

Именно поэтому тебе нравится мысль об одержимости демонами и об

оживлении мертвецов. И неужели тебе так трудно представить, что предметы

тоже могут быть живыми?

Дэлайла посмотрела на него так, словно он ударил ее в грудь.

– Откуда ты знаешь обо мне такое?

Он постарался не закатить глаза.

– Любой, кто внимателен, знает это о тебе.

– Это никто не знает.

Гэвин вскинул брови.

– Значит, я внимательнее других.

– Тогда давай признаем, что ты сказал правду, и ты – не сумасшедший. Но

как все устроено? – спросила она. – Словно все… может разговаривать?

Он покачал головой, кожу слегка покалывало от осознания странности

мгновения.

– Предметы живые изнутри, но не говорят, потому что у них нет рта. Кроме