Синчан - Паутина Белого Паука

Зная, как баба Шура легко отвлекается, Ева попыталась вернуть ее к главному для себя вопросу:

— А как его нашли, не знаете?

— Что бы я и не знала? — в шутливом негодовании переспросила старушка, будто и не о смерти человека говорила, а о готовке борща. — Да в квартире его и нашли. Он в тебя из своей комнаты стрелял, а потом застрелился. Одумался и, наверно, решил, что убил таки кого-то, — посетовала баба Шура и без перехода спросила: — А ты его, часом, не знала?

— Да нет, откуда? — удивилась Ева и слабо улыбнулась: — Я только с Вами и знакома.

Бабуле это польстило. Голос ее смягчился и подобрел:

— Ну, ты не расстраивайся, деточка. Все уже закончилось. У нас двор тихий, отродясь никак стрелков не было.

Распрощавшись с соседкой, Ева вернулась к своему сериалу. Было искушение позвонить маме, но, подумав, девушка отказалась от этой затеи. Не стоило ее беспокоить. Мама и так отпускала дочь со страшным скандалом, настаивая на том, чтобы Ева жила с братьями, и совершенно не понимала, почему два взрослых молодых парня не горят желанием жить с младшей сестрой. Впрочем, Еве подобная перспектива тоже не улыбалась и, если мама узнает о ненормальных стрелках, немедленно или заберет дочь обратно под крылышко, или спихнет-таки братьям.

Придя к такому выводу, девушка позвонила Алисе, и подружки проговорили едва ли ни до вечера. Ну, а как такое не обсудить?

В половине одиннадцатого вечера в дверь позвонили. Удивленная столь поздним визитом, Ева на цыпочках подошла к двери и, заглянув в глазок, спросила:

— Кто там?

Если верить глазку, за дверью стоял молодой мужчина лет двадцати пяти-тридцати. Незнакомый.

Незнакомцам Ева не открывала.

— Брянцева Ева Андреевна здесь проживает? — сухо уточнил человек.

— Здесь, — не стала девушка спорить с очевидным. — Кто ее спрашивает?

— По поводу дневного происшествия, — отозвался гость, подняв голову. Ева вздрогнула — незнакомец глядел прямо на нее, будто мог увидеть, пристально до жути. — Необходимо уточнить с Вами несколько вопросов.

«Так бы и сказал, что из полиции», — закатила глаза Ева, сразу расслабившись.

— Брянцева — это я, — представилась девушка, открыв дверь.

Мужчина окинул ее беглым взглядом темно-карих глаз, странно блеснувших на свету. И во взгляде этом читалось полное разочарование и едва ли ни сожаление. Видать, не пришлись ему по вкусу ни растянутая мужская майка Евы, когда-то перешедшая ей по наследству от старшего брата Ильи, ни короткие трикотажные шорты, ни обгорелое лицо, ни растрепанный пучок волос на макушке.

Оскорбленная девушка, не удержавшись, вернула ему «комплимент», отметив мятую, болотного цвета рубашку, темное пятно на серых штанах в районе голени, и волосы — богатого медового оттенка, но никак не уложенные, растрепанные. В целом, несмотря на приятное для глаза лицо и стройное подтянутое тело под метр восемьдесят, выглядел представитель правоохранительных органов крайне неряшливо, будто только слез с кровати.

— Могу я войти? — проигнорировал он молчаливое неодобрение Евы.

Девушка пожала плечами:

— Заходите, раз это надолго.

Мужчина молча переступил порог, прикрыл за собой дверь и снова посмотрел на Еву полным разочарования взглядом.

— В этот раз еще и малолетка, — буркнул он себе под нос. Ева насторожилась.

Странноватое поведение навело ее на запоздалую, на очень здравую мысль: человек-то был одет совершенно не по уставу.

Ева одна наедине непонятно с кем с непонятно какими намерениями. И она сама открыла ему дверь.

«Идиотка», — последняя мысль отдавала испугом.

— Давайте только быстрее, — проронила девушка как можно более непринужденно. — Ко мне сейчас друзья придут.

— Лжешь, — уверенно и мягко, с сочувствием, сказал незнакомец.

От страха у Евы свело спазмом желудок. С секундным замешательством она рванула на кухню. В полутьме комнаты излишне сильно дернула на себя ручку ящика, едва ни выронив его себе на ноги. Почти на ощупь отыскала самый длинный нож — сантиметров двадцать, изогнутый, для резки фруктов. Стиснув рукоять, она обернулась к входу, прижавшись спиной к столешнице.

Но за ней не гнались. Визитер спокойно, даже вальяжно, проследовал на кухню, включил свет, щелкнув клавишей выключателя за дверным проемом, и остановился на расстоянии вытянутой руки девушки.

— Не мешай и все пройдет быстро, — кратко сказал он, едва ли уделив внимание ее оружию.

— Не подходи! — вскрикнула Ева, водя ножом из стороны в сторону. В одной из серий, что она смотрела этим днем, на девушку так же напали, и она так же защищалась ножом. Убийца в фильме выхватил у нее нож именно потому, что она им так по-глупому размахивала. Ева еще закатывала глаза, посчитав героиню дурочкой. А сама?

Сделав дрожащий вздох, Ева согнула руку с ножом в локте, повернулась боком к противнику и выставила левую руку чуть впереди правой. Если у нее попытаются отобрать нож, она схватит его и, может быть, сможет ранить.

«Нет, — тут же одернула она себя, — убить. Надо нападать так, будто его надо убить, иначе ударю слишком слабо».

Прагматичная мысль всплыла вместе с другим воспоминанием. В каком-то старом боевике наставник по боевым искусствам повторял это своим ученикам. «Мы живем в слишком цивилизованном мире, — говорил он. — Многие допускают фатальную ошибку при самообороне, боясь ударить слишком сильно, и в итоге становятся жертвами собственной жалости».

Ева жертвой быть не хотела. Тело ее гудело от напряжения, руки тряслись, сердце колотилось в груди бешеным зверьком.

Она не станет жертвой. Ни за что.

Вдох-выдох.

Перехватить его руку.

Ударить в живот.

Ударить несколько раз.

Схватить телефон с тумбочки в комнате.

Выбежать из квартиры и заблокировать дверь, чтобы не сбежал.

Так, все правильно, Ева, — уговаривала она себя. — Успокойся. Дыши.

Вдох-выдох.

Выражение скучающего разочарования на лице мужчины сменилось толикой уважения. Полные красивые губы дрогнули в улыбке. Он видел, как маленькая девчонка-подросток вместо того, чтобы плакать и умолять, убегать и прятаться, прямо перед ним собирается с духом до последнего защищать себя. Дрожит, а глаза горят отчаянной, злой решимостью. Давно он не видел таких глаз. Тем более у современной молодежи. И, уж, конечно, не у молоденьких девчонок.

Жалко ее. Но если он уйдет, не простит себе.

Паника накатила на Еву с новой силой. Слишком долгое ожидание выводило из равновесия. Чего он ждет? Чего пялится? Она слышала собственное громкое прерывистое дыхание, чувствовала, как грудь ходуном ходит.

— Мне жаль, — казалось, искренне сказал мужчина. — Лучше бы ты позволила той пуле убить себя.

«Пуле?»