Джен Коруна - Год багульника. Летняя луна

Ифли не было довольно долго. Наконец, часов через пять, к обеду, он появился. Правда, на этот раз он вел себя не совсем обычно. Вместо того чтобы по обыкновению эффектно возникнуть из воздуха прямо под носом у удивленных товарищей, он материализовался шагах в двадцати от них и остался стоять там. Сигарт заметил, что в руках у него зажата какая-то коробка.

— Эй, зеленый, чего встал? Иди сюда! — крикнул он, но сильф не сдвинулся с места.

Дальше стало интереснее. Поймав взгляд Моав, Ифли стал активно жестикулировать, подзывая ее к себе. Удивленная эльфа подошла к нему — сильф молча протянул ей коробку. Сигарт краем глаза следил за обоими. Каково же было его изумление, когда лицо Моав расплылось в такой счастливой улыбке, какой он не видел с тех самых пор, как ей открылась сила Эллар.

— Ифли! Где ты это достал?! — воскликнула она так громко, что Сигарт даже вздрогнул от неожиданности.

Терзаемый любопытством, он подошел к Моав и заглянул ей за плечо. В руках эльфы была небольшая коробка из голубого картона; на крышке, среди витиеватых узоров, красовалась буква «А». Моав бережно сжимала коробку в руках, скуластое лицо светилось почти детской радостью.

— И что это нам зеленый принес?.. — поинтересовался хэур.

Эльфа потупилась, но отступать было поздно — он уже увидел подарок.

— Это пирожные, — тихо ответила она.

— Что?!

— Пирожные…

— Из самого Рас-Сильвана! Вот! — с гордостью заявил Ифли. — Добыл специально для Белой госпожи!

Сигарт удивленно переводил взгляд то на коробку, то на сильфа, то на Моав — носиться за сладостями за тридевять земель!

— Я как-то сказала Ифли, что люблю пирожные, и он решил меня побаловать, — не поднимая глаз, быстро объяснила эльфа. — Эти, от «Арамзи» — мои любимые…

Ничего не ответив, хэур отвернулся и пошел к костру. Безобидный подарок сильфа взволновал его — он понял, насколько сильно отличалась прежняя жизнь Моав от того, как они существуют сейчас. Это были два абсолютно разных мира. Один — полный красоты, изящества и прекрасных песен, другой — грубый, состоящий из ежедневной борьбы за выживание. Мир, принадлежащий ему, Сигарту Окуню, и ему подобным…

Ему стало невероятно грустно от этих мыслей. Забытое на время чувство вины вновь охватило хэура. Неужели по его вине маленькая эльфа вынуждена будет скитаться вдали от дома?! А может быть, она сама, по своей воле, покинула родных, как та принцесса из ее песни?.. Тем временем Моав подошла к нему и протянула коробку.

— Хочешь пирожное? — весело спросила она. — Оно очень вкусное, с малиной. А еще есть с клубникой…

Сигарт поднял на нее тяжелый взгляд — ему так не хотелось портить малышке праздник. Стараясь выглядеть равнодушным, он пробормотал:

— Рыси такое не едят.

К счастью, поглощенная своей радостью, Моав не заметила его смятения. Пожав плечами, она вприпрыжку направилась к костру и торжественно уселась на камень, поставив картонку себе на колени. Рядом с ней тут же оказался сильф — похоже, он тоже питал большое уважение к сладкому. Сидя в стороне, хэур наблюдал, как эльфа ложечкой ест пирожное. Такой беззаботной он не видел ее уже давно. Совсем еще ребенок — жестоко вырванная из детства девочка с синими, как васильки, глазами… Взволнованный, Сигарт быстро поднялся и широкими шагами пошел по направлению к протекавшей рядом речушке.

Он долго лежал в ледяной воде, пока руки и ноги не начало сводить от холода. Тогда он вылез и сел на берегу. Он надеялся, что ледяная вода изгонит из его головы печальные мысли, однако щемящее чувство вины не проходило. Вскоре к нему присоединилась Моав — она выглядела совершенно счастливой.

— Зря ты отказался от вкусненького! — еще не доходя до него, проговорила она.

Сигарт повернул мокрую голову и заставил себя улыбнуться.

— У каждого свое представление о вкусненьком: вот если бы ты предложила мне жареного поросенка, это было бы другое дело!

— Жареного поросенка ты можешь добыть где угодно, а пирожные от «Арамзи» — только в одном месте во всем Риане!

Хэур отвернулся.

— О, ты уже искупался? — продолжала щебетать Моав. — И я так хочу!

Она быстро сбросила одежду и с визгом плюхнулась в холодную воду, потом, смеясь и дрожа всем телом, выпрыгнула на берег и подсела к Сигарту.

— А где Ифли? — спросил тот.

— Сидит у костра — доедает свою порцию сладкого.

— Ясно…

Некоторое время они сидели молча. Хэур — сцепив кисти в замок и уперев локти в согнутые колени, Моав — в своей любимой позе — за ним, крепко прижавшись к его голой спине. Запрокинув голову, Сигарт наблюдал, как по небу бегут пушистые облачка. Вокруг было тихо-тихо, слышно было только, как ветер играет в верхушках деревьев, да веселую перепалку щеглов. Но звуки лесного покоя не радовали хэура: весь мир вмиг перевернулся для него, и то, что казалось незыблемым, пошатнулось, подобно старому дому. Жизнь рыси — жизнь без выбора — так говорили в горах севера. Но Моав — у нее ведь был выбор, и каким же странным он оказался!.. Сигарт задумался. Смог бы он бросить на чашу весов свое сердце и свою жизнь? Он не знал ответа, а эта маленькая эльфа, похоже, знала…

— Скажи, ты очень скучаешь по дому? — не поворачивая головы, спросил он. — Там ведь остались те, кто тебе дороги…

Отвлекшись от облака, он быстро посмотрел через плечо на Моав: она молчала, глядя прямо перед собой. Счастливое выражение стерлось с ее лица: казалось, в ее душе идет какая-то борьба.

— Тот, кто мне дорог, всегда рядом со мной, — каким-то бесцветным голосом ответила она, — а больше мне ничего не надо.

Хэур скривился.

— Ну почему ты все время лжешь?! Я же видел, как ты обрадовалась этим сладостям! Я устал от твоего вранья. До смерти устал.

Моав отвернулась — казалось, она сейчас заплачет.

— Прости… — прошептала она. — Умоляю, не спрашивай меня больше ни о чем!..

Сигарт снова поднял голову к небу — он так и знал, что она, как обычно, не скажет ничего конкретного. Он только снова расстроил ее, и снова зря…

— Иногда мне кажется, что с той ночи, когда я лежал в лунном колодце, прошла целая вечность, — устало сказал он.

Моав подалась вперед и, обвившись вокруг него, крепко прижалась к его плечу. Сигарт провел ладонью по ее мокрым волосам.

— Ну, чего же ты плачешь?..

— Потому что я уже не понимаю, где правда, а где ложь, — с испугом прошептала она, поднимая на него огромные синие глаза. — И от этого мне становится страшно!

Хэур ласково погладил ее пальцем по щеке.

— Не бойся, Кузнечик — я вот уже давно этого не понимаю, и как-то живу с этим…

Он легко поднял ее с земли, усадил подле себя и с довольным рычанием зарылся лицом в тонкие белые волосы.

— Ты так вкусно пахнешь! Я и не знал, что так бывает. Это все эльфы пахнут цветами?