Филипп Янси - Где Бог, когда я страдаю

Боль и наслаждение

Природа всегда бережлива и использует те же нервные окончания и пути для передачи и боли, и наслаждения. На клеточном уровне чувства от укуса комара (неприятное) и от легкой щекотки (приятное) практически идентичны. Разница только в том, что при щекотке какой-то посторонний предмет воздействует на нас - по коже проводят перышком, пальцами раздражают чувствительные участки кожи. Те же нервные окончания регистрируют и передают в мозг идентичные сигналы, просто мы их по-разному интерпретируем, считая одно приятным, а другое — неприятным.

В теле нет датчиков, предназначенных исключительно для приятных чувств. Сенсоры в пальцах, передающие в мозг информацию о температуре, о силе легкого удара током либо о шероховатости определенной поверхности, передают также информацию о прикосновении к вельвету или сатину. Даже сенсоры, передающие сексуальное наслаждение, используются и для регистрации тревожных сигналов. Анализ эрогенных зон указывает на обилие осязательных клеток (что объясняет и повышенную чувствительность к боли в этих зонах), но не обнаруживает клеток, предназначенных исключительно для передачи наслаждения. Природа не расточительна. Некоторые виды боли — например, когда вы ногтем надавливаете на место, где вас укусил комар, или потягиваетесь, растягивая усталые мышцы, - считаются скорее приятными, чем неприятными. Возвратившись со склона горы, где я в течение целого дня катался на лыжах, я спешу найти ванну с обжигающе горячей бурлящей водой. Посидев несколько минут около воды, я несмело окунаю в воду ногу. Ой! Резкий сигнал боли. Я ретируюсь, а потом снова пробую. Я уже по лодыжку в воде, и боль намного слабее. Я постепенно окунаюсь в воду. Вода, которая несколько минут назад причиняла мне боль, теперь кажется чудесной. Мои натруженные мышцы чувствуют себя прекрасно. (Мази типа «Бен Гей» действуют по тому же принципу — производя легкое раздражение кожи, они обеспечивают прилив крови к месту боли, а кровь приносит успокоение натруженным мышцам).

Эта тесная связь между болью и наслаждением существует не только на клеточном уровне, но и прослеживается в случаях, когда задействовано все тело. Часто наиболее яркое наслаждение приходит после долгого напряжения.

Однажды я пошел в поход, составленный по программе «В природу!», в северных лесах штата Висконсин. Подобные программы приносят мгновенное исцеление тем, кто чувствует себя оторванным от естественного мира или от чувства боли. Подъем в четыре утра, лазанье по каменной стене без перчаток, марафон после десяти дней в лесу, вторжение в логово черных мух и «невидимой мошкары» — такие удовольствия ожидают изнеженного горожанина. Никогда в жизни я не чувствовал себя более усталым, чем в конце дня, запихивая свое изможденное тело в спальный мешок, еше не просохший после вчерашней росы. Несмотря на усталость, нормально выспаться все равно не удавалось благодаря «невидимой мошкаре», которую не останавливает никакая сетка и которая жалит больнее, чем любая пчела.

Но сегодня, припоминая тот поход, я в первую очередь вспоминаю, как изменились мои чувства. Казалось, они ожили. Я дышал этим лесным воздухом и, казалось, чувствовал его вкус, притом совсем не так, как я чувствую вкус чикагского воздуха, когда я дома. Я замечал и слышал то, что обычно упускал из виду.

Однажды, пройдя в жару полдня по пыльной дороге с тридцатикилограммовым рюкзаком за плечами, мы остановились на короткий привал. Один из членов группы, следуя за пчелой, обнаружил неподалеку поляну, усеянную земляникой. Ни один уважающий себя владелец овощного магазина не стал бы продавать такую землянику — ягоды были маленькими, некрасивыми и пыльными. Но мы не обращали на это внимания: они были съедобны и содержали в себе немного воды, а что еще нужно?

Отправив в рот пригоршню собранных мною ягод, я сразу почувствовал вкус сладкого, приятного земляничного сока, разливающегося во рту. Мне никогда не приходилось пробовать ничего вкуснее этих, наполовину высохших на солнце, лесных ягод! Я скорее взялся собирать их в полиэтиленовый мешочек, чтобы поесть еще и после обеда. Сначала мне казалось, что мы нашли новый сорт вкуснейших ягод, и наша находка произведет революцию в садоводстве. Но потом я все-таки понял, что дело здесь не в ягодах, а в моем состоянии. Активность тела и использование всех моих чувств открыли во мне новый уровень восприятия удовольствий. Я бы никогда не почувствовал прекрасного вкуса этих ягод, если бы сначала не провел полдня в дороге под жарким солнцем и не проголодался. Все это оживило мой вкус.

Спортсмены хорошо понимают, что значит это странное братство боли с наслаждением. Понаблюдайте за штангистом на олимпиаде. Он подходит к массивной стальной штанге, делает глубокий вдох, разминает мышцы, наклоняется, примеряется к штанге. Затем он присаживается на корточки, делает глубокий вдох, напрягает все свое тело и делает рывок. О! Какая боль на лице штангиста! Во время толчка каждая доля секунды рисует на его лице еще одну линию агонии. Кажется, его напряженные мышцы кричат: «Хватит!» Если толчок удался, он бросает штангу на пол и подпрыгивает, хлопая руками над головой. За какую-то долю секунды агония сменяется торжеством победы. Не будь агонии, не было бы и торжества. Если вы спросите у штангиста, что он думает о боли, он удивленно посмотрит на вас, не понимая, о чем речь. Он уже забыл о боли, потому что она поглощена волной наслаждения.

Лин Ютанг в своей книге «Моя страна и мой народ» описывает один из аспектов философии древних китайцев: «Быть томимым жаждою, идя по пыльной дороге в жару, и вдруг почувствовать на коже капли дождя — разве это не счастье? Да просто когда чешется в неудобном месте и вы, наконец, вышли из комнаты, полной друзей, и уединились - разве это не счастье?» В длинном списке Ютанга почти каждое удовольствие сопряжено с болью.

В «Исповеданиях» Августина выражается очень похожая мысль: «Что же, — пишет он, — происходит с душою? Почему она больше наслаждается тем, что находит или что ей возвращают, нежели тем, чем всегда обладала?» Далее Августин пишет о генерале, который испытывает наивысшее торжество победы, если битва была особенно опасной; о моряке, который наслаждается штилем после ужасного шторма; о больном, который, выздоровев, от простой ходьбы испытывает радость, какую до этого не испытывал никогда в жизни. «Всегда, — заключает Августин, — большей радости предшествует большее страдание». Как и другие отцы Церкви, он понимал, что, если ограничить одни чувства, например, с помощью поста, другие чувства обостряются. Глубокие духовные процессы лучше всего проходят в пустыне.