Ольга Горовая - Наваждение

Глаза заволокло слезами, несмотря на все ее попытки соответствовать Диме. Она не могла сдвинуться. Не хотела прерывать этого контакта, хоть и через кашемир. Но Калиненко решил все сам.

- Иди, - Дима отступил, отпуская ее плечи, и одновременно с этим легко подтолкнул Лизу в спину. - Гена ждет.

И Лиза вышла в открытые двери. В ночь, казавшуюся не черной, а серой. В весенний туман, такой же противный и тяжелый, как и его осенний “собрат”, такой же вязкий и давящий на грудь невыносимой болью. Прав был Дима: противно и влажно. Зябко.

Подошла к машине, просто не имея сил обернуться, потому что знала - не выдержит тогда, тело ее предаст. И молча села на заднее сиденье, пока Гена держал для нее дверь. Не оглянулась и когда они выезжали со двора. Не проверила, следил ли он за ее отъездом. Только по щекам текли слезы. И руки держали живот, где она впервые именно в этот момент ощутила слабый толчок их ребенка. А вместо счастья - ужасная боль, все сильнее разъедающая душу. От страха и непонимания. И опустошение.

Он стоял у открытой двери пока машина не выехала за ворота. И потом стоял еще минут десять. Леший знает зачем. Хотелось курить, но Дима не торопился доставать сигареты. Руки еще ощущали очертание ее плеч, холодное прикосновение пальцев Лизы. Затянуться успеет.

Смотрел на забор, на закрывшиеся ворота, и не видел ничего, кроме сизо-белого марева. И холода не ощущал. Только вдохнуть нормально из-за этого чертового тумана не выходило. Густой и влажный воздух просто не лез в горло. И из-за этого грудь давило, а виски ломило.

Калиненко все-таки толкнул входную дверь, захлопывая. Толку торчать на пороге - никакого. Пошел в кабинет, не включая свет, плеснул в стакан первое, что попалось под руку, не разбираясь в этикетках. Не для того, чтоб напиться до одури. Хотел унять противный привкус тумана. Разогнать кровь, чтоб не давило так грудь.

Не хотел ее отпускать. Его она. Его, лешего за ногу! И ведь не в первый раз расставались, а сейчас такое чувство, что с мясом оторвали. Родная стала. И правда в кровь, в кость вросла. Сейчас уехала, а в нем словно корневище осталось. И кровоточит. И ноет все тело так, словно разом все старые раны вскрылись. Твою мать! И так тянул до последнего. Раньше стоило ее куда-то отправить. Еще неделю назад, минимум. А то и еще раньше. Ситуация повернулась так, что сейчас никто, ничего и никому не мог гарантировать. Все сидели, как на углях и никто не знал, в какую сторону оно повернет. И куда выведет по итогу. А Калиненко точно знал, что ни за что в жизни больше не хочет видеть, как кто-то тыкает Лизе пистолет в бок. Нет, одному проще будет крутиться.

Закурил, даже окно не открыв. И вторым глотком допил все, что было в стакане, так и не разобрав: коньяк или виски? Один хрен. Лишь бы это треклятое давление в груди отпустило. Придавил ладонями глаза. Растер лицо. Черт знает сколько времени уже не высыпался. Да и укладывался всю предыдущую неделю из-за Лизы. Знал же, что не спит, пока его нет рядом, с какой-то придури. А потом шатает весь день от усталости. Сегодня ему сон вообще не светит, по ходу. А грудь так и давит.

Что это? Сердце от напряжения и стресса прихватило? Любовь, о которой Лиза ему всю жизнь талдычит?

Если так, если это и есть любовь - то проще удавится, ей-Богу, чем так жить. Хотя, тогда можно понять, что ее погнало под колонию полгода назад и заставляло терпеть его после всего. Ладно, Калиненко прекрасно знал, что он - “не сахар”, да и не стремился никогда быть “приятным”. Для себя жил всегда, в свое удовольствие. А теперь… Вон, значит, как вывернуло.

Так и подмывало набрать Гену и сказать, чтоб разворачивал машину и вез его жену назад. К нему. Только нечего здесь теперь Лизе было делать. Вообще. И надо было не тянуть так долго: ни себя, ни ее не подставлять.

Еще раз затянулся, стряхнул пепел. А все равно набрать хотелось, падла. Вытянув телефон, Дима вместо этого набрал Казака, поехавшего решать свои дела после последнего разговора у Калетника. Все, время для этого прошло и тоску надо засунуть подальше в глотку, пусть ноет где-то в желудке. Лишь бы думать не мешало. Теперь им надо быстро решать, как дальше действовать.

В какой-то момент она все же отключилась, наверное. И не уснула, но контакт с реальностью потеряла, будто погрузилась в прострацию. Даже думать оказалась не в состоянии. Слишком больно. Невыносимо. И нет понимания. Ни одного факта. Ни одного объяснения. И никакой уверенности ни в чем.

Лиза даже у Гены не смогла спросить, куда же они все-таки едут: кажется, и слова произнести не сумела бы. Физически. Из нее словно все вытянули. И оставили там, с Димой. А здесь и не Лиза сидела вовсе, а какая-то кукла, которая ничего не могла сделать ни с ситуацией, ни со своим телом. И единственное, что хоть как-то пробивалось через эту опустошенность, те самые движения ребенка внутри, которые она отчаянно пыталась ощутить. На которых сейчас все в себе сосредоточила, отвлекаясь от невыносимой боли, отключаясь от внешнего. И, словно бы идя ей на встречу, а может что-то ощущая из-за стресса, который без сомнения влиял на ее организм, дитя внутри нее активно двигалось. А Лиза, наконец-то, смогла хоть как-то это уловить.

И впервые отреагировала на окружающую обстановку только тогда, когда за окнами стало светло. Причем Лиза даже не сразу поняла, что солнце достаточно высоко, уже точно не рассвет. И они едут далеко не первый час. А туман так до конца и не рассеялся, лежал на полях, да у корней деревьев посадок. Наверное, все же уснула. Ничего не могла понять. Моргнула. Привстала немного, пытаясь разобраться в местности и сориентироваться. Не сумела из-за тумана, а дорожных указателей пока не было. С удивлением поняла, что ее даже не тошнит. Видно, организм решил сэкономить силы в критической ситуации.

- Вода в боковом отделе. Там же крекеры. Есть манго, - заметив, что она проснулась, наверное, сообщил Гена, на секунду оторвавшись от наблюдения за трассой. Глянул на нее с некоторой опаской в зеркало заднего вида, и вновь посмотрел на дорогу.

Лиза покачала головой. Ничего не хотела. И говорить все еще не могла. Мышцы лица, язык, губы - не повиновались. Да и Гена, вроде бы, особо не ждал ответа. Лиза так подозревала, что он устал, практически не отдохнув ночью. А теперь еще и несколько часов вел машину по трассе не в самых простых погодных условиях.

- Еще долго? - буквально выдавила из себя.

Голос звучал так, словно Лиза полночи орала и плакала. Странно, ведь ни звука не проронила, все в себя заталкивала… Придушенная боль прорезалась?

Гена даже вздрогнул и снова глянул на нее через зеркало.

- Нет, Елизавета, еще пару часов. Может, остановиться где-то? Хотите размяться, чая, кофе?

Она покачала головой. Не хотелось. Ничего. И в какой-то момент даже появилось странное стремление, чтобы эта дорога не заканчивалась. Так бы ехала куда-то и ехала. Потому что не могла в этот момент сообразить: что делать дальше и как ей жить без Димы теперь? Прошлый опыт не подготовил. Теперь между ними все иначе было, и Лиза еще не успела прийти в себя достаточно, чтобы собраться, взять себя в руки и выработать хоть какую-то линию поведения. Даже ради ребенка. А бесцельная поездка позволяла на какое-то время отложить эту проблему. По крайней мере, до пункта назначения.