Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III

На следующий день враги, наведя мосты через Канал Фюрна, перешли его и зашагали в боевом порядке по дюнам. Виконт де Тюренн не мог сомневаться по этому движению в их желании схватиться с ним врукопашную. Итак, хорошенько все разведав, он решил избавить их от половины пути, и сам пошел им навстречу. Он знал, когда атакуешь, всегда приобретаешь большое преимущество над другими, тогда как когда ограничиваешься всего лишь обороной, это огромное чудо, если вдруг удается выбраться из этого с честью. Итак, оставив Праделя охранять траншею с четырнадцатью сотнями человек нашего Полка и Морскими пехотинцами Генерал-Лейтенанта, во главе шести сотен всадников и пятнадцати сотен пеших людей он урегулировал порядок сражения в той манере, в какой сам пожелал; но тут возникло препятствие, немало затруднившее его и какого он никак не мог предвидеть.

Хотя Локард и командовал Англичанами, находившимися там, а в качестве зятя он был неразрывно связан с интересами Кромвеля, ему недоставало власти над ними, дабы помешать им говорить во всякий день, что Протектор очень плохо поступил, предпочтя такое неверное дело, каким было взятие Дюнкерка, совершенно надежному, какое ему предлагали Испанцы, если бы он пожелал принять их сторону. И на самом деле, так как Испанцы видели его склонность к Франции, и как для отказа вступить с ними в переговоры он извинялся тем, что не верил, будто бы они были в состоянии осуществить их великолепные предложения, они заявили о решении немедленно передать Дюнкерк в его руки, прежде чем они смогут вручить ему Кале и Булонь. Они соглашались даже на то, что этот город останется в его [87] личной собственности. Это было наверняка весьма заманчиво для него; тем не менее, поскольку он имел свои резоны не объявлять себя нашим противником, он снова извинился в своем нежелании ловить их на слове под тем предлогом, что они слишком поздно опомнились с устранением этой трудности. Он хотел им этим дать понять, что гораздо раньше сговорился с нами, во всяком случае, не говоря им, будто мы пребывали в полном согласии. Но так как отданное нам предпочтение пришлось абсолютно не по вкусу людям Локарда, впрочем, как и всей Нации в целом, его солдаты продолжали о нем перешептываться. Несколько раз это доходило до сведения Виконта де Тюренна и приводило его в некоторое беспокойство, потому как он знал их непостоянный нрав. Между тем Англичане, едва узнав о распорядке битвы, составленном этим Генералом, о том, что он их поставил в центре всего лишь как вспомогательные войска, не предоставив им никакого почетного поста, захотели получить от него именно такой, а иначе они грозили вообще не сражаться. Они давно привыкли к такому поведению, и во времена Карла I они проделали с ним такую же штуку в битве при Нейзби, что послужило причиной его гибели. Правда, они были правы на этот раз, им обязаны были предоставить почетный пост в ущерб Шотландцам, тоже претендовавшим его занять под тем предлогом, что они являлись основным корпусом их Нации, а что касается тех, то их и всего-то была какая-то горстка народа. Но это уже была нестерпимая похвальба — претендовать диктовать законы целому народу, такому, как французский народ, прямо в его собственной стране; потому Виконт де Тюренн, весьма мудрый и весьма сдержанный, каким он и был, поговорил об этом с Локардом в соответствующих выражениях, дав ему понять, что все их требования здесь были неуместны, и так они никогда ничего не добьются; Локард, кто никогда не был на войне, не приведя ему ни одного доброго резона, сказал вместо всякого ответа, что все [88] претензии французской Нации, преимущественно над его собственной, должны были бы ограничиться обладанием правым флангом, как его Нация ей его и уступила; но уступить ей и правый, и левый, как та, кажется, на это претендует, вот на такое она не пойдет никогда; корпус, каким он командовал, был достаточно значителен, дабы иметь право отличиться, и таким образом он не мог отречься от своих претензий, по меньшей мере, сам не предав при этом свою отчизну.

Когда он держал такие речи, он говорил не столько своим языком, сколько языком его войск; они без всякого притворства заявили, что не подчинятся ему, когда он додумается позволить себе дрогнуть. Они боялись, как бы он не позволил себя еще и подкупить. А он, без всякого сомнения, так бы и сделал, если бы Виконт де Тюренн имел дело лишь с ним одним; но, не осмелившись ничего предпринять самостоятельно, из страха, как бы от этого не пострадала его честь, он признался в своей слабости этому Генералу, когда тот пожелал ему сказать, что, поступая в этом роде, он действовал прямо против интересов своего же тестя.

Когда Локард заговорил столь искренне с Виконтом де Тюренном, этому Генералу нечего было сказать; в том роде, что из страха, как бы с ним не приключилось чего-нибудь похуже, он согласился удовлетворить все требования Англичан. Полк Пикардии, что еще не был тогда тем, каков он сейчас, хотя после Гвардейцев он всегда имел преимущество над всеми другими полками, воспротивился этому всеми своими силами. Месье де Тюренн брался за него со всех сторон, лишь бы заставить его прислушаться к голосу разума, и увидев, что у него ничего с ним не получается, он обратился к просьбам и уговорам, чего, однако, никогда не практиковал по отношению к солдатам, и по правде, если он и обращался с теми, как отец обычно обращается со своими детьми, то только не тогда, когда они противились его распоряжениям. Он прекрасно показал это [89] незадолго до Мюнстерского мира, когда обвинил весь корпус целиком, потому как он не хотел маршировать во Фландрию с ним. Итак, он мог бы обойтись гораздо более строго с этим полком, поскольку он был составлен из Французов, а не так, как те — из иностранцев; но либо он принял во внимание, что, в сущности, этот полк вовсе был невиновен, отстаивая свои права до конца, или же рассудил, что строгость была бы совсем некстати теперь, перед лицом врага, но только он не посчитал для себя зазорным то решение, какое он принял. Но утомившись умолять, он просто объяснил этому полку, что из-за его упрямства тот станет причиной устрашающего несчастья, и этим в конце концов он вынудил их расстаться с былыми претензиями.

Когда эта трудность была устранена, неожиданно заметили, что враги желали избежать сражения. Это показалось поразительным после того, как они продвинулись так далеко вперед; но они сделали это лишь для придания храбрости осажденным и отнюдь не имея намерения драться так скоро. Они хотели потянуть время из-за того простого резона, что не получили еще основную часть своих пушек. Они ожидали их с момента на момент, и по их расчетам артиллерия не должна была больше задерживаться в пути. Месье де Тюренн получил эти сведения от пажа Маркиза д'Юмьера, кто был тогда Генерал-Лейтенантом, и кто стал сегодня Маршалом Франции. Этот паж, попав в плен в той схватке, где был убит Маршал д'Окенкур, недавно сбежал из лагеря врагов, так как из-за его молодости они не испытывали к нему никакого подозрения и позволяли ходить, где только ему было угодно. Однако он столь распрекрасно воспользовался тем, что увидел, что, выслушав его рапорт, Виконт де Тюренн не только более, чем никогда, решился дать битву, но еще и дать ее незамедлительно.