Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III

Причиной того, что Аббат так долго не появлялся в Париже, оказалось то, что любовница Эрвара сказала по секрету своей подруге о просьбе, с какой к ней обратились от имени Месье Кольбера. Она даже поведала ей о предложении, каким ее сопроводили, дабы та предупредила своего друга поостеречься и не позволить поймать себя в ловушку. Аббат воспользовался сообщением, и так как он был щедр, он послал ей бриллиант на ту же сумму, какую ей пообещали, в случае, если бы она его предала. Он счел, как на самом деле это и было, когда он вознаградит ее таким образом, она не пожалеет о том добром поступке, какой только что совершила. Любовница Аббата выказала себя ничуть не меньше благодарной со своей стороны. Так как она не желала потерять своего любовника, кто был еще более щедр к ней, чем он мог быть по отношению к другим, она тоже сделала ей подарок; но, конечно, меньше преподнесенного той Аббатом. Все это сотворило чудеса, и так как каждый любит свою выгоду, любовница Эрвара, проникнутая признательностью, поклялась своей подруге, что пожертвует сотней Кольберов ради нее и ради Аббата.

Наконец, еще какое-то время он не являлся в Париж и не хотел позволить своей любовнице приехать навестить его там, где он находился; он считал, что это время усыпило бдительность Министра, и теперь он мог пуститься напропалую. Он выскочил на английском коне через задние ворота своего жилища, и, спешившись у первой же почты в пунцовом костюме и в плаще того же цвета, как если бы он был каким-нибудь Офицером, на следующее утро [242] прибыл в Париж, когда все еще полагали, будто он в своей постели. В то же время он был у своей красотки, кто, обладая воинственными наклонностями, нашла его еще в тысячу раз более привлекательным в этой одежде, чем в той, что он привык носить. Они насладились друг другом вволю, и как люди, изголодавшиеся и не видевшиеся слишком долго. Впрочем, не так уж это и наверняка, что они чересчур постились, ни один, ни другая, и особенно она, чье ремесло не особенно хорошо согласовывалось со столь длительным воздержанием. Как бы там ни было, проведя остаток дня вместе, не желая больше никакой иной компании, кроме их собственной, они послали к вечеру за подругой Эрвара вместе с Советником Парламента, неким Фэдо, кто принадлежал к близким друзьям Аббата. Они поужинали вместе и повеселились как следует. Затем они улеглись по двое, потому как подруга Эрвара не устраивала себе церемоний быть ему неверной. Между тем настало следующее утро, любовница Аббата, кому он преподнес в подарок кошелек, где обнаружилась сотня луидоров, захотела сходить использовать какую-то их часть и купить себе платье. Итак, поднявшись первой, под предлогом пойти заказать что-нибудь к обеду, она взяла вбок, решившись забежать на Улицу жестянщиков, где располагались тогда торговцы шелком, продававшие самые прекрасные ткани в Париже. По воле случая она кинула взгляд, выходя, на дверь по другую сторону улицы, находившуюся почти напротив ее собственной. Она увидела там человека с довольно злобной миной, да и весь вид его выдавал в нем то, что называют обычно шпиком прево, сержантом или другими похожими именами. Это была главная ее мысль, когда она увидела, как пристально он ее разглядывал, как бы с каким-то намерением. Она, тем не менее, не подала никакого вида, из страха, если она покажется ему растерянной, то это даст ему право поверить в то, во что она не желала позволить ему поверить. Она сообразила, что все это должно было касаться Аббата, [243] потому как за собой она не знала тогда никакого дела, он просто не мог охотиться за ней, хоть бы он расшибся, ее разглядывая.

Она, однако, пустилась в путь, не туда, куда намеревалась пойти сначала, но лишь бы не дать понять по возвращении к себе, будто бы она что-то заметила и старалась по этому поводу распорядиться. Она действительно не могла бы сделать шаг вроде этого, не погубив Аббата, а, может быть, не погубив и саму себя, поскольку во всякий день видишь, как любовницу делают ответственной за все проделки ее дружка. Но она не уходила далеко оттуда; она только зашла к своему мяснику отменить заказ, сделанный ею накануне; она рассудила очень предусмотрительно, ведь если бы ей его принесли, это тотчас бы уверило этого шпика, что у нее собралась компания, и именно та, какую он и искал. Она проделала это так проворно, как было для нее возможно, и, вернувшись назад, увидела, заходя внутрь, как ни в чем не бывало, что шпик стоял по-прежнему на том же месте, на каком она его и оставила. Он был там ради Аббата, как любовница себе это и представила. Шпион, кого Месье Кольбер отправил в Аваллон, узнав накануне, якобы Аббат, как говорили, слег в постель из-за своих головокружений, возвращался на почтовых весь остаток дня и всю ночь, как Месье Кольбер ему и приказал, дабы предупредить его о том, что произошло. Этот Министр тотчас же послал отыскать человека, каким он пользовался, когда желал арестовать кого-либо, и это тот уже выставил на пост чудака, о каком я недавно говорил.

Аббат был еще в постели, когда его любовница вернулась из города, и когда он ее спросил, доброе ли угощение она припасла, ему к обеду, она ему ответила, что им придется обойтись вообще без обеда в этот день, потому как им в настоящее время надо бы подумать о других вещах, а вовсе не о развлечениях. Она ему сказала в то же время, кого она только что видела, заронив этим тревогу в сознание Аббата, кто от природы был боязлив; он соскочил со [244] своей постели и отправился будить Фэдо, кто все еще спал. Он поделился с ним тем, о чем узнал, и спросил, что ему надо делать в столь деликатной ситуации. Фэдо ему ответил, что тот был прав, назвав ее именно так, потому как действительно это дело не могло бы иметь более важных последствий для него; если он попал в ловушку, его, без сомнения, отведут в Бастилию, вот почему, по его мнению, ему следует незамедлительно вернуться в Аваллон; у него есть все резоны бояться, как бы Месье Кольбер не отправил кого-нибудь его там арестовать, когда тот туда возвратится; это даже, может быть, уже и сделано; в том роде, что теперь ему нельзя терять ни единого момента. Аббат спросил его, как же он сможет выйти, когда шпик стоит перед дверью. Он ему ответил, что есть средства ото всего, кроме смерти; он, конечно же, вытащит его из этого дела; но пусть тот только поостережется и не даст себя схватить по дороге.

Этот Магистрат послал в то же время отыскать настоятеля монастыря Капуцинов в Маре, кто был одним из его друзей. Они находились всего лишь в двух шагах от этого монастыря, так что настоятель вскоре явился с одним компаньоном, и тот ему сказал на ухо, что требуется немедленно оказать дружескую услугу или же вообще в это не вмешиваться; ему необходима его ряса или ряса его компаньона для спасения одного человека, кого подстерегают в трех шагах отсюда; это бы означало совершить благодеяние, в чем нет никакого сомнения, и даже благодеяние столь великое, что просто не могло бы быть более приятного Богу. Настоятель немного поколебался, собираясь с силами; но, наконец, на это решившись, выслушав мнение своего компаньона, кого он призвал на Совет, хотя именно ему надлежало командовать с абсолютной властью, он скинул с себя рясу и облачил в нее Аббата, с кем он не был знаком.