Роман - o 62d1225ad9ca7f1a

есть уши. Вы только в том случае сможете понять, что мудрец существует, если вы по-настоящему

живые и действуете, используя все свои способности. И как раз в этом узнавании вы уже сами стали

мудрецом. Если вы можете узнать мудреца, то уже в самом этом узнавании вы сделали гигантский шаг,

поскольку это ваше узнавание показывает, что внутри вас что-то отозвалось. Эго было затронуто.

Глава 4

Какой же это рай?

Что в людях заставляет их с таким антагонизмом реагировать на то, что вы говорите, и

на то, что вы представляете собой? Почему несогласные с вами люди не могут просто жить

собственной жизнью, по своему наитию, почему они не могут оставить вас в покое?

За это в ответе как раз я, а не люди. Они ничего не делают. Они могут оставить меня в покое,

именно я не оставляю их в покое. Они просто реагируют, и их реакция естественна. Так всегда было, и

так всегда будет.

Я бунтарь. Все, что я говорю, полностью противоречит их обусловленности. Они обусловлены

смотреть на жизнь определенным образом, думать определенным образом, жить определенным

образом. Мои слова смущают их. Я делаю это сознательно, мне надо смущать их, иначе преображение

не произойдет в их жизни.

Всякий раз, когда вы говорите то, что не устраивает старый ум, он начинает защищаться. В этом

нет ничего плохого — это естественное явление, поскольку старый ум привык к определенному,

легкому, шаблону жизни, привык к пути наименьшего сопротивления, легкому пути. Уму известен

определенный образ жизни, а потом вы неожиданно говорите то, что смущает ум, потому что теперь

возникает вопрос: истинно или нет то, во что верят люди. Я порождаю сомнения.

Разумеется, я порождаю сомнения для того, чтобы подтолкнуть людей к осознанию более

высокого доверия, но это высокое доверие невидимо для них; люди просто начинают в

нерешительности колебаться; и все, что они делают, вызывает у них подозрения.

Например, я могу сказать, что вы ходите в храм, а это бессмысленно, потому что ваши храмы

созданы человеком. Как же человек может создать храм Бога? Все, построенное человеком, будет в

лучшем случае человеческим, не более того. Если вы действительно ищите храм Бога, тогда вам надо

найти что-то нерукотворное, не созданное человеком.

Но вы ходили в церковь, в храм, и удовлетворялись, утешались этим, у вас был устоявшийся образ

жизни, и вы полагали, что все идет хорошо, а потом неожиданно перед вами появился я и сказал: «Этот

храм рукотворен! Вы поклоняетесь собственным творениям! Бог создал человека, но человек не в

силах создать Бога!» Поэтому, если вы хотите по-настоящему искать храм Бога, ступайте к более

широким горизонтам существования. Храм — это все существование, и до тех пор, пока целое не

станет храмом, вы никогда не придете к его сокровенному алтарю. Вы никогда не сможете найти то,

что есть центр всего сущего. Итак, ваши храмы — это обманы, просто игрушки. Разумеется, мои слова

смущают вас.

Человек, посещавший храм на протяжении пятидесяти лет, неожиданно начинает что-то

подозревать. Что же он будет делать? Он начнет гневно реагировать. У него будет антагонистическое

отношение ко мне, поскольку я вношу в его жизнь смущение.

Я смущал этого человека для его же блага, но суть не в смущении. Если он приблизится ко мне, я

помогу ему увидеть настоящий храм, но это уже второй шаг. Сначала человека надо убедить в том, что

его храм неправильный и ложный. А это болезненно.

Когда вы живете во сне, и вас кто-то неожиданно будит, вы сердитесь. И если сон был

прекрасным, уютным и баюкающим, тогда пробуждение будет болезненным и приносящим страдание.

По этой причине люди распяли Христа. Распявшие его не были плохими людьми — никогда не

считайте их такими. Они не были плохими людьми. Они были добропорядочными, нравственными,

очень хорошими людьми. Но люди распяли Христа потому, что он разрушал весь образ их мышления.

Христос был великим разрушителем, большой разрушительной силой! Он выдернул людей из сна, но

они хотели грезить, и их сны были уютными. Они были вынуждены распять Христа.

Люди отравили Сократа. Отравившие его были добрыми людьми, это были не силы зла, а

моралисты, судьи того времени, политики, слуги народа — они все вместе отравили простого

человека, каким был Сократ, который только и делал, что говорил с людьми.

Но эти его беседы были очень опасными, очень потенциальными, потому что Сократ выводил из

сна много людей, он спасал множество народа от их утешений, он вытряхивал немало людей из их

мертвых верований — его необходимо было убить. Если вы должны помочь людям, вам приходится

разбивать их сны и развеивать их верования. Конечно, они реагируют. Вам не стоит обижаться на это.

Такая реакция проста и естественна. Люди занимают по отношению к вам антагонистическую

позицию, и этот антагонизм — ничто иное, как защитная мера. Люди защищаются.

Неправда, что люди не позволяют мне жить, как я хочу. Они ничего не могут здесь поделать — я

все время живу по-своему; не важно, что они предпринимают. Люди распяли Христа, но они не могли

изменить его образ жизни. Люди отравили Сократа, но они не могли изменить его образ жизни.

Судьи поставили Сократу ультиматум. Суд постановил, что этот человек не совершил ничего

дурного. Возможно, его идеи были опасными, мятежными, но сам Сократ не совершал неправедных

поступков. Поэтому суд дал ему последнюю возможность: если он пообещает суду, что никогда больше

не будет учить людей тому, что он называет истиной, тогда суд может простить его.

Сократ ответил судьям: «Вам лучше убить меня, ведь говорить об истине — это мое

предназначение, дело всей моей жизни. Я не могу отказаться от этого, мне лучше умереть». Сократ не

был готов отказаться от своего стиля жизни, своего образа мышления; он был готов отбросить свое

тело, а это пустяк.

Нет, никто не в силах увести меня от моего образа жизни, потому что мой принцип существует не

во внешнем мире, он заложен глубоко во мне, куда никто не может войти, кроме меня. В

действительности же дело как раз в обратном: именно я смущаю жизни людей. И это естественно, что

они реагируют с антагонизмом.

У меня нет недовольства по отношению к ним, я не жалуюсь на них. Я знаю, что их реакция

естественна. И я не могу поступать иначе. Когда я вижу, что нечто неправильно, я должен сказать об

этом. Когда я вижу, что нечто глубоко фальшиво, я должен сказать об этом. Моя помощь не в том, что я

делаю что-то вместо вас; я не могу помогать, делая что-то.