Настя - 1-17.docx.docx

— Я еще должна сбегать в отдел, — сказала я. — Но, если у вас есть еще какие-то идеи, я открыта для них.

— Итак, если ты захочешь… Это нерегулярно.

— Во мне мало от стриптизерши.

Он мягко рассмеялся.

— Ну, так этого и не было в твоем резюме, я уверен, что мы можем закрыть эту тему, — он отхлебнул из стакана.

— Мы взяли парня прямо из USC. Мэтт Конвей. Может, ты слышала о нем?

— «Оскар» за лучшую короткометражку в прошлом году.

— Милый мальчик. Много снимался в маленьком фильме на Апогее. Там есть несколько красивых европейских сцен, а так, в целом, горы на заднем плане.

— Я видела их, — сказала я.

— Он арендовал дюжину или около того ретро-автомобилей. Маленькие глупые приземистые вещицы с длинными номерными знаками. Что ж, компания, владеющая машинами, имеет право начать аудит в случае, если что-то пойдет не так. Это временно, похоже, я это уже говорил, но они, начиная проверку, настаивали, чтобы наш главный офис бухгалтерии провел ее. Я думал, они имели в виду нашу внутреннюю бухгалтерскую службу, но они подразумевали тебя.

— Меня?

— Обычно я посоветовал бы им попробовать съесть пуд соли, но это не совсем принадлежащая студии компания, предоставляющая реквизит. В ней задействованы влиятельные люди, и если я скажу «нет», телефон начнет звонить.

— Что мне нужно будет делать?

— Они скажут тебе, — ответил он.

— Я должна сходить в отдел.

— Это значит «нет»?

— Это только констатация факта.

— Хорошо. В понедельник, в три, служащий фирмы арендатора и представитель студии заберут тебя.

В три часа. Конечно. За тридцать лет Арни не принял ответа «нет» ни разу.

* * *

На праздники Даниэль был свободен, а в Голливуде каждый продолжал работать, поэтому он прибыл в кафетерий раньше. Когда я пришла, он был довольным, выключив телефон, чтобы его оставили в покое в течение часа во время жесткой кампании. Мою грудь сжало, увидев его работающий телефон, я свой последний выбросила в туалет.

— Привет, — сказала я, садясь и раскладывая льняную салфетку на коленях.

Он сунул в карман мобильник и улыбнулся.

— Спасибо, что встретилась со мной.

Я кивнула, искоса поглядывая вниз. Когда я перестану играть в пострадавшую сторону? Почему я впадаю так легко в жертвенность? И почему, он впадает в роль негодяя, даже не моргнув? Его сгорбленная поза, от которой организаторы избавили его год назад, вернулась. Прядь светлых волос, которую он использовал перед камерой, чтобы смахнуть в движении, упала на лоб. Он ненавидел это. Я видела его затраченные усилия, чтобы не двигаться, видела напряженную зажатость в его пальцах, сплетенных вместе перед собой. Я все видела, и когда постаралась просто расслабиться с ним, то почувствовала миг удовлетворения.

Мне не понравился наш танец. Это сделало меня больной. Но я не знала, как остановить музыку, потому что я все еще любила его. Мужчина, который позволил мне обустроить дом так, как я хотела, который смеялся над моими глупыми шутками, который сглаживал все, что я делала неправильно. Мужчина, который делал хорошие, но неудачные попытки доставить мне оргазм пальцами или своим членом.

— Как Дейдра? — спросил он, затем продолжил, когда я удивленно наклонила голову. — Один из администраторов увидел фамилию Дрезен, узнал и позвонил мне. Она подумала, что это была ты.

— Это законно?

Он пожал плечами.

— Я знаю людей. Это моя работа. Она в порядке или нет?

— С ней все прекрасно.

Я заказала нашу еду заранее, и она прибыла к столику в широкой оправе белых тарелок, которые выйдут из моды, наверное, в следующем веке.

— Как ты? — он перемешивал содержимое своей тарелки тяжелой серебряной вилкой. Из-за своего нищего детства, он ел настолько быстро и аккуратно, как паровой экскаватор на амфетаминах.

— Хорошо, спасибо. Я — помощник режиссера по сценарию, курирую Катрину, когда могу, поэтому немного устала. Но это весело. Она получила Майкла Гринвича для ведущей роли, и он поразителен. Его производительность не знает границ, она надеется выпустить фильм в прокат.

Он вздохнул.

— Я удивлен, что кто-то после иска хочет иметь с ней дело.

— Да она просто очередная неотступная женщина, требующая то, что принадлежит ей.

— Ты знаешь, я не это имел в виду, Тинк.

Я перестала жевать. Он больше не должен называть меня так. Я выглянула в окно.

— Мы собрались покончить с этим однажды, — сказала я, глядя в очередной раз на мужчину, которого любила. — А пока давай избегать пустой болтовни.

Он прочистил горло.

— То, что произошло с нами, причиняет мне боль. Мой рейтинг пошатнулся, особенно на восточной части, где большинство консерваторов.

— Да, я знаю, — Господи, мой голос был подобен льду, словно говорил кто-то другой, а не я. Я могла быть тихой, могла быть честной, но я не могла быть сердечной.

— Я не хочу, чтобы ты думала, что я только говорю о себе и кампании, а не о том, что произошло, понимаешь? Но это бизнес-ланч. Я буду счастлив, если ты захочешь поговорить о более личном.

— У тебя все в порядке. Я поняла, я пойду.

— У меня в четверг Католический благотворительный вечер, — сказал он.

— Хорошо.

— Они поддерживают меня, потому что я по-прежнему заседаю за неравенство доходов, но главное мы…

— И Кларис.

— И Кларис, которая ушла и являлась камнем преткновения. Они почти пошли на попятный. Поэтому я здесь, чтобы попросить тебя о символическом жесте.

— Каком? — спросила я, уже догадавшись.

— Прощении. Христианском прощении, как будто мы играем в San Gabriel Valley. Твоя семья — большой епархиальный донор, это не останется незамеченным. (прим.пер. San Gabriel Valley – один из пяти лагерей скаутов в Лос-Анджелесе)

— И что влечет за собой этот жест символического прощения?

— Если бы ты могла присутствовать на сборе средств и стоять рядом со мной, — он поднял руку, останавливая возражения, которые я еще не произнесла. — Очевидно, не как моя невеста, но как сторонник, чьи приоритеты такие же, как и мои собственные.

Я прожевала. Проглотила. Запила водой. Я знала, что согласилась бы, но я не хотела бросить себя к его ногам. Он этого не заслужил.

Я слышала очень много о том, что Даниэль заслужил. Я слышала, что он был никчемным подонком, слышала обещания сделать его жизнь в особняке мэра сущим адом. Эти обещания ничего не значили для меня. Никто бы не испытывал боли из-за неверности Даниэля. Это было бы забыто через пять лет. Поэтому я бы скрывала свою злобу на публике, выпуская ее на свою семью и Катрину.

Но в мою голову пришло видение — Антонио, прикладывающий Даниэля головой о капот автомобиля. Я почувствовала запах крови и услышала треск сломанного носа от удара. Я представила зубы, скрежещущие о металл, его искаженное лицо, и как он сказал, что сожалеет, и Антонио и я, выступающие, как партнеры в попытке найти разницу между его сожалением и раскаянием.