Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY

малолетке, принял Денис Алексеевич. Из передряг постоянно вытаскивал и крылья прижимал, когда требовалось. А крылья-

то расправить как хотелось! Чтобы таким сильным и властным быть, что Денис Алексеевич...

За глаза, конечно, много чего про него говорят, про Геру. В лицо не смеют провоцировать. Бояться. Только за спиной

болтают, да и то шепотом. Потому что он полгорода за яйца держит (остальную половину держать не за что), размажет

любого.

Сейчас у него есть деньги, и он получает то, что хочет. И эту женщину он получит. Раду Дружинину. Потому что хочет.

Нравится она ему. Вся нравится. Как говорит она, улыбается, как двигается. Вся нравится, давно такого не испытывал.

Вообще, наверное, такого никогда не испытывал. Неважно, по какой причине, но она будет с ним. Из-за денег ли, протеста,

вызова, брошенного порядочным и правильным родителям. А может, девочке просто захочется острых ощущений. Будет она

с ним. По любой причине, но не по любви, конечно. Полюбить такого, как он, невозможно. Нельзя его любить. Он и сам себя

не любит. Он себя иногда ненавидит. Вот и сказал ей: «Как хочешь, сколько хочешь». Потому что долго она все равно не

выдержит. Никто не выдерживал. Она будет с ним столько, сколько сама захочет. Не силой. Никогда он никого не принуждал.

Никого не брал силой. В этом не было и нет необходимости. Бабы сами к нему в постель прыгают. Бабы – дуры…

fima03.02.2015 15:51 » Глава 4

Вот всё у вас как на параде, – заговорил он, – салфетку – туда, галстук – сюда,

да «извините», да «пожалуйста-мерси», а так, чтобы по-настоящему, – это нет.

Мучаете сами себя, как при царском режиме.

«Собачье сердце»

— Папа, вот, — Рада заходит к отцу в кабинет, в руках у нее небольшая коробка в подарочной упаковке, — передадите

завтра Сан Санычу от меня подарок.

— Ты все-таки решила не ходить? — На минуту отец отрывается от работы и снимает очки.

— Да. Не хочу. Я уже ему позвонила, извинилась. Завтра с утра еще раз позвоню, поздравлю с юбилеем и пожелаю всего

хорошего. Там столько гостей соберется, что моего отсутствия никто не заметит. — Дочь кладет коробочку на стол.

— Жаль. Ты так редко куда-то выходишь, пообщалась бы с его девочками, они про тебя спрашивали.

— Ты, конечно же, нашел, что им сказать.

— Конечно, — вздыхает отец. — А у тебя на завтра какие-то особенные планы?

— Нет. Нет у меня планов, — качает головой.

Планов пока нет. Артём еще не звонил. Но она ждет его звонка с несвойственным для себя трепетом. Ждет. И надеется, что

он не позвонит. Вдруг что-нибудь случится за неделю, и, дай бог, он забудет о ее существовании. Надо, чтобы забыл. У нее

совсем нет воли противостоять ему, а ей сейчас только Гергердта в жизни и не хватало. Но она сама виновата. Подпустила

его к себе, позволила настаивать. Могла бы тогда не ехать к нему, он бы ее не стал силком в машину заталкивать. Точно,

каждый сам кузнец…

Вспомнив про Артёма, Дружинина машинально сует руку в карман, дабы убедиться, что не забыла телефон в комнате.

Сотовый на месте, пропущенного звонка нет. Теперь ее ждет горячая ванна. Рада весь день мечтала, как укутается в

ароматную пену и на какое-то время забудет обо всем на свете.

Забыть обо всем на свете ей удается ровно на сорок минут, пока заперта дверь ванной. Но как только Рада переступает

порог своей комнаты, следом появляется мать.

— Рада, ты что, правда, не собираешься завтра с нами на юбилей к Алексан Санычу? — Лариса Григорьевна буравит дочь

раздраженным взглядом. Раде даже смотреть в лицо той не надо, она этот взгляд чувствует. И раздражение это жутчайшее

слышит в звонком голосе.

— Не собираюсь. — Снимает с головы полотенце.

Надо обязательно высушить перед сном волосы. Не ложиться спать с мокрыми, иначе утром на голове будет черти что.

— Это невежливо. Я бы даже сказала, оскорбительно.

— Мама, я ему уже позвонила и извинилась. Ей-богу, не думаю, что мое отсутствие как-то может испортить праздник. — Рада

берет щетку, чуть наклоняет голову набок и начинает аккуратно расчесываться. Начиная с самых кончиков волос. И что они

так запутались, бальзамом же пользовалась.

— Он близкий и давний друг нашей семьи. Я надеюсь у тебя важная причина...

— Я не хочу, — обрывает дочь. — Это достаточно важная причина?

— Это не важная причина, это — сущее хамство.

— Хорошо, тогда пусть я буду хамкой!

— Ты совсем уже…

— Что, мама? — громко переспрашивает дочь.

Лариса Григорьевна делает вдох.

— Лариса, прекрати! — останавливает ее муж, на секунду задерживаясь в дверях.

— Я просто зашла спросить, вдруг она передумала, — женщина небрежно пожимает плечами, посылая мужу легкую

бессмысленную улыбку. — Ты стала слишком нервная. Тебе снова пора пить твои таблетки, — бросает в спину дочери

беспощадно язвительные слова и выходит из комнаты.

На несколько секунд Рада оцепенело застывает. Роняет щетку и тяжело садится на кровать.

В кармане халата вибрирует телефон. Первый звонок Дружинина пропускает. Отвечает на второй, когда находит силы

разговаривать.

— Ты дома? — спрашивает она, улавливая в речи Гергердта паузу. Что он до этого говорил, она даже не слышала.

— Да.

— Вари кофе, приеду в гости.

***

Дружинина приезжает к нему с медовыми пирожными. Сбрасывает куртку у входной двери, сует ее Артёму в руки. Ничего не

говорит, не объясняет, даже не здоровается, смело проходит на кухню. Сказала же: вари кофе, приеду в гости. И плевать,

что на часах почти полночь.

Рада ставит на стол картонную коробку. Торопливо развязывает пеньковый шнурок.

— Радужно, — говорит Гера, замирая позади нее.

— Чего?

— За*бись, в смысле. Нормально ты по гостям ходишь.

— Я со своим. Давай кофе, Гера. Быстрее давай кофе. — Она откусывает пирожное, смахивает крошки с губ.

— Будет тебе кофе. С сахаром?

Гера чуть наклоняется к ней и вдыхает запах волос. От Радки безумно вкусно пахнет. Это не просто хорошие духи, это ее

запах. Родной. Он ей подходит. Так только эта девушка может пахнуть. Свежо, легко и дурманяще. Ее вдохнуть хочется

глубже, чтобы внутри каждая клеточка ею заполнилась. Ее хочется глубже…

Он ждет ответа. Чтобы она хоть что-нибудь сказала. Не про пирожные и кофе. Слушает и в это время стягивает с нее шарф

из жатой легкой ткани. Яркий, лиловый. Он разматывает его, намеренно касаясь плеч и шеи, и чувствует, как она волнуется,

хотя молчит, будто не подает виду. Но она волнуется. Легкий румянец заливает щеки. Дыхание становится размеренным,

потому что Рада старается взять себя в руки. Ей хочется не реагировать на него. А у нее не получается. Гера видит это.