Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY

— Я знаю. Все хорошо будет, — сам не знает, почему добавляет.

Знает он, что не кончала. Когда только начали спать, не понимал, что врет, так технично она его затрахивала. Говорила, что

хорошо ей, и все. А как хорошо… Не чувствовал ни разу ее удовольствия. Полного. Чтобы сгорела у него в руках. Не

чувствовал…

А сегодня кончит. Сегодня он от нее не отстанет.

Гладит ее по спине, по бедрам. Двигается быстрее. Потом останавливается, стягивает со стола, разворачивает спиной.

Целует шею, обхватывает трепещущее тело руками, прижимает к себе.

Рада пытается отстраниться, но попытка эта такая слабая, почти незаметная. Да и убегать некуда. Она в ловушке. В

клетке собственной похоти и его умелых рук. Где-то на краю сознания уже всплывают отвратные картинки. Но она хочет еще.

Хочет и не может остановиться. Не знает, как остановиться. Он подвел ее к той черте, за которой она не была. Была когда-

то давно, в прошлой жизни. Уже и не помнит, как это. Там страшно для нее. Больно. Ужасно страшно. Ей не надо было пить.

Не надо. Нельзя было надеяться, что сможет себя контролировать.

— Я не хочу, — стонет она и потом шепчет что-то бессвязное. Голова кружится. Душный воздух не проникает в легкие. Она

пытается вдохнуть и не может.

Он теснее прижимает ее к себе, ягодицы плотно к паху. Она почти не сопротивляется. Желание ощутить снова его глубокие

движения бесконечно сильнее, чем страх, шевелящий в душе колючими крыльями. Ее дикое желание перекрывает даже этот

страх.

— Хочешь. Ты сама хочешь.

Он так говорит или ей мерещится?

Проникает в нее сзади. Она получает его сзади. В той позе, в которой клялась не заниматься сексом. Сердце

брезгливо дергается. Болезненно сжимается. Что-то ледяное в груди не дает дышать.

— Артём, что у тебя с голосом? — шепчет порывисто. Не узнает его голос. Он двоится, троится, принимает разные оттенки,

дребезжит, заполняет голову, переходя в монотонный гул. — Ты смеешься? — Хватает его за руки бесчувственными

пальцами. Не может ощутить его тепла.

— Нет.

Зачем он врет? Он же хохочет. Смеется над ней. Разными голосами.

Артём замирает в ней. Он осторожен. Чтобы ей не было больно, он же не маленький. Главное, не забыться. Поворачивает к

себе ее лицо, целует дрожащие губы. Она гладит его шею, снова хватается за цепочку.

— Гера это ты?

Теперь он смеется. Издает резковатый хриплый смешок.

— Я. А ты думала кто? О ком ты думаешь? — говорит ей в губы.

Движения становят яростнее, резче. Руки крепко обхватывают ее тело, окольцовывая грудную клетку.

Ее непослушные пальцы перебирают звенья золотой цепочки. Добираются до кулона. Сжимают в кулаке. Гера… Лицом

утыкается в крепкую шею. Гера… Алкоголь и черная смородина. Гера. Она дышит им. Дышит. Часто. Проваливается в

удовольствие, как в бездну. Дрожит от неожиданной горячей волны, захлестнувшей непослушное тело.

Но как только Гергердт отрывает ее от себя и толкает вперед, на стол, жар сменяется холодом, и волна становится

ледяной. Рада вытягивает руки над головой, хватается за край стола. Корчит гримасы страсти в такт медленным тягучим

движениям внутри себя.

И снова душная темнота. Смертельная. Голова наполнена звуками. Боль целует закрытые глаза. Она уже не стонет.

Скулит. Приподнимается. Не хочет умирать. Боится, что не вырвется из этой темноты. Больше никогда не сможет.

С силой отталкивается, выпрямляясь, срывает с него цепочку. Дергает так сильно, что та рвется в самом слабом месте,

как и положено, в замочке. Артём вскрикивает от боли, хватается за шею. Рада тянется вперед, снова ложится на стол, и

сжимается, словно ждет удара. Прижимает кулон к губам.

— Тихо. Разошлась...

Даже боль не может отвлечь от нее. Она, боль, добавляет новых ощущений. Делает острее наслаждение. Артём только

чувствует: что-то не так, а что – понять не может. Не в состоянии свести в уме какие-то детали. Мозги давно отключились.

Только инстинкты и работают. У нее, похоже, тоже. Она совсем не в себе. Потому что он в ее глубине, в ее тесном горячем

плену.

— Давай… — Кладет ладонь ей на поясницу. Ведет вверх по мокрой спине. Кожа вся в бисеринках пота. — Ты же все уже…

давай до конца…

Он мучает ее, выбрав самый беспощадный темп. Удовольствие раскаленным ножом вспарывает ее тело. Бешеный пульс

разрывает аорту. Обжигающая волна, захлестывая, бьет прямо в горло. Выгибает до спазма, до ядовитой сухости во рту и

немоты в связках.

В глазах темнота.

Она не кричит. Хватает ртом воздух. Опустошена. И трясутся плечи.

И в глазах темнота...

Гера ждет, пока последние судороги оргазма отпустят ее, она перестанет дрожать, и уносит ее в спальню. Не включает

свет. Укладывает на кровать. Закидывает ее стройные ноги себе на плечи. Она под ним слабая разбитая, он хочет получить

свое удовольствие.

— Не хочу, не могу… — шепчет, как в бреду.

— Я знаю. Устала. Потерпи, теперь будет быстро.

Быстро? Хорошо бы…

Но это длится бесконечно. Ей больно. Ее не отпускают. Она снова на коленях. Не на мягкой теплой постели, а на чем-то

твердом и холодном. Будто на каменном полу. От холода сводит суставы, от ударов раскалывается голова. Тело сплошное

месиво. Темнота, вечная подружка, ледяными пальцами снова держит за горло.

— Не хочу на коленях, — едва слышно стонет. — Кто ты?

— Ты на спине. — Он останавливается. — Что с тобой? Что? — Рыкает. Опускает ее ноги с плеч, нависает над ней, опираясь

на руках.

Что-то взрывается в голове от его рева. В нос ударяет запах черной смородины. Она сжимает руки в кулаки. Разжимает.

Шарит по постели, ищет цепочку с кулоном. Она же была у нее в руке.

Он что-то говорит ей. Она не понимает, его голос еле пробивается в ее сознание. Гера?.. Артём говорит с ней. Она

прижимает его к себе слабыми руками. Обнимает за плечи, шепчет что-то сумасшедшее. Чтобы не отдавал ее им. Кому?

Кому не отдавал?

Целует ее. Со стоном разбиваясь в девятибалльных волнах удовольствия. Изливаясь в нее толчками.

Когда все кончается, Рада приходит в себя. Сползает с кровати. Плетется в ванную. Яркий свет сбивает с ног. Колени

подгибаются, будто кто-то ударяет по ним железным прутом. Она падает на пол, сгребая что-то рукой с тумбочки. Сжимается

на полу испуганным ребенком. Ее гордая, почти мертвая душа снова прячется в тень непозабытых страхов. Они теперь

шумной стаей бьются в груди. Оглушают. Гергердт выпустил их на волю. Всех разбудил. Всех.

Закрыться. Он же может прийти за ней. Не хочет видеть его. Не может.

Переворачивается. Подползает на коленях к двери, тянется, трясущейся рукой поворачивает защелку. Упирается

ладонями и лбом в холодную напольную плитку. Шкрябает по ней, ломая ногти. Разрывается немым криком.