Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY

не знал ощущения, что нет крыши над головой. Нет ничего! Именно зимой дом сильнее ощущается домом. В тот краткий миг

на границе тепла и холода, когда переступаешь ее, и это застоялое знакомое тепло родных стен бьет в лицо.

— Дай сигарету, — просит она.

— Не дам, — невозмутимо отказывает он. — Ты же бросила курить.

— Да? — смеется. — А ты бросил?

— Нет.

— Значит, я тоже нет. Ладно. Меняю секс на сигареты.

— Как это? Я отдаю тебе сигареты и всю ночь сплю спокойным сном?

— Нет, милый. Вот если не дашь мне сигареты, точно будешь спать спокойным сном. Думаю, даже не одну ночь ты так

будешь спать. Тебе пора уже, наверное. Совсем ты разленился.

Гера знает, о чем она говорит. Еще бы не знать.

Она такая горячая была — вот-вот кончит. Но он не довел ее, не стал. Оставил ее пылающую и злую намеренно. Она тогда

ничего не сказала, а сейчас заговорила. Пусть говорит. Должна. Пусть просит. И точно скажет, чего хочет.

Он протягивает к ней руку, дергает за край бабочки, распуская ее. Замечает, как расширяются темные зрачки, чуть

приоткрываются чувственные губы. Тонкие пальцы выпускают вилку. Рада собирается что-то возразить, может быть, но

замирает молча. Ему кажется, что и дышать перестает. Его пальцы будто невзначай касаются ее подбородка. Потом

специально. Потом он трогает ее губы, и у нее перехватывает дыхание. Он скользит вниз по шее, бесцеремонно забирается

под воротник, расстегивает верхнюю пуговицу блузки. Стягивает бабочку и небрежное бросает ее на стол.

— Остальное сама снимешь. Дома.

***

Она никогда не раздевалась для мужчины, снимала одежду перед сексом, да, но для мужчины не раздевалась никогда.

После изнасилования противно стало само ощущение, что кто-то снимает с нее одежду, обнажает, трогает. Со временем

следы, оставленные теми извергами, прошли, но тело все помнило, болело и не выносило прикосновений. Раньше

чувствовала себя унизительно и беспомощно. Долгое время не могла позволить Артёму раздеть себя только потому, что

боялась: не дай бог, именно его руки вызовут эти противные чувства. Боялась не только чувства гадкие вновь испытать, но и

физические ощутить симптомы. Не хотела, чтобы после Артёма мучили зуд и жжение, а тело покрылось сыпью. С Антоном,

бывало, уже через пару часов «цвести» начинала. Поэтому наутро после секса с Гергердтом первым делом побежала к

зеркалу искать на себе красные пятна. Нет, чистое оно было, а отметины, которые теперь украшали ее грудь, имели совсем

другой характер. Ей это нравилось — что Артём оставлял на ней свои следы. Она их рассматривала. Им улыбалась.

Помнила, как они получались. Когда Гера раздел ее сам, беспомощность свою все же осознала, но другая она с ним, —

слабость та не унизительная, а от дикого желания, от приятной истомы, от возбужденной дрожи...

А теперь она раздевается для него. Он пристально наблюдает за ней сидя на кровати. Сидит и смотрит, не отрываясь, как

она избавляется от одежды.

Рада начинает с брюк (жакет скинула вместе с пальто, в гардеробной на первом этаже), освобождает из петель две мелкие

пуговицы на широком поясе. Расстегивает молнию. А пальцы непослушные — подрагивают; руки предают — наливаются

свинцом по самые локти. Эти ее брюки очень узкие. Они плотно обтягивают бедра, так что аккуратно снять их, чтобы ткань

мягко соскользнула с ног, не удается. Приходится крепко вцепиться в край и, стягивая, чуть собрать его в кулаках. Но вот

брюки сваливаются на пол. Дружинина мысленно радуется, что на ней нет колготок или чулок. Не представляет, как снять их

красиво. Не сможет. Пальцы неуверенно принимаются за черные пуговицы белоснежной рубашки. Постепенно ее полочки

расходятся в стороны, являя взгляду грудь, еще прикрытую бюстгальтером, который по цвету сливается с кожей. Теперь

сбрасывает блузку с плеч. Тянет вниз, оголяя спину, вытаскивает руки из рукавов. Черт, забыла расстегнуть манжеты!

Она с треском сдергивает все с себя. И ему чертовски нравится, что движения ее неровные, в них нет попытки соблазнить. А

его не нужно завлекать или обольщать, он по ней с ума сходит. Поэтому так заводит ее торопливость, за этой небрежностью

скрывается острое возбуждение.

Когда на ней остаются только трусики, Артём протягивает руку. Рада цепляется за нее и подается вперед, с облегченным

вздохом забираясь ему на колени. Обнимает за плечи, обвивает ногами. У него не хватает сил ждать, пока она спустит

сексуальное кружево с бедер. Жалкие полоски не смогут помешать чувствовать ее.

Она совершенно пьяна. Нет, не от алкоголя, выпила не много. Она пьяна от свободы, которую вдруг почувствовала, когда

призналась в своем желании. По дороге домой наплела всякой чуши. Сказала, что хочет до конца, что ей все равно, даже

если вдруг ее накроет очередной флешбэк. Плевать. Это все на совести Геры. Сам виноват, раз с ней связался. Она

сегодня хочет получить свое удовольствие.

— До конца, слышишь? — повторяет то, что сказала в машине.

А ладони глядят его широкую спину, еще защищенную рубашкой. Забавно: она уже голая, а он еще и не думает раздеваться.

— Слышу, — усмехается ей в шею.

— А то я тебе мясо тоже буду недосаливать, недоперчивать и недожаривать. Все у тебя будет наполовину...

— Мне нельзя наполовину, я буду страшно злой. Ну, или буду питаться в ресторанах.

— Только попробуй. Я тоже начну ходить по ресторанам.

— Только попробуй.

Она жадно прижимается к нему всем телом и стонет.

— Все, да? — У него так приятно меняется голос, становится глухим и хриплым от желания.

— Что все?

— Крышу снесло от секса? Это нормально, у всех баб к тридцати годам сносит. Обожаю дамочек бальзаковского возраста.

Это не малолетки какие-то, что раскинутся в постели с видом: давай, ублажай меня. Такие дамочки уже понимают, что такое

секс и зачем мужик нужен в постели. Они точно знают, чего хотят. И дать могут столько же. Они точно знают, зачем приходят к

мужчине в кровать...

Надо же, мерзавец какой, целует ее и говорит про каких-то баб.

— Вот ты негодяй, — сдавленно смеется Рада.

— Изверг, — припоминает ее слова.

— Угум-м… Но тебе повезло, я сейчас в таком настроении, что ты даже по лицу не получишь за то, что вспоминаешь каких-то

баб. А главное, именно это я и собираюсь сделать, Гера. Раскинусь на кровати, а ты будешь меня ублажать. — Она смеется

и, немного запрокинув голову, выгибает шею, а Гергердт, пользуясь моментом, задерживает ее подбородок большим

пальцем. Она, скованная его жестом, глубоко вздыхает и замирает.

— Как хочу? Ублажать. Как хочу? — уточняет он, коротко целуя шею.

Рада уже не в состоянии думать связно, поэтому соглашается безвольным шепотом: